— Вы одна или как? — старался перекричать женщин, мужчина. — Имейте в виду, я все эти штучки знаю!
— Я совершенно одна, — спокойно сказала Маша. — Можете открывать.
— Кажется, вы и правда Маша Семенова…
— Она самая. Открывайте!.. А то мне тяжело держать…
— Что там у вас? — насторожился мужчина.
— Да так, ничего особенного. Просто я на всякий случай прихватила поесть…
На несколько секунд воцарилась тишина, потом щелкнули запоры, и дверь быстро приоткрылась.
— Любите же вы чудить! — услышала Маша.
Она шагнула за порог однокомнатной квартиры, дверь тут же захлопнулась, и перед ней возник небритый мужчина лет тридцати семи в стареньком спортивном костюме с вытертыми коленями и обтрепавшимися рукавами и в ветхих кедах, какие лет сто назад носили пионеры. Но главным и характерным были, конечно, не кеды, а большая зеленоватая граната, которую он сжимал в руке и держал слегка на отлете и на которую с явной гордостью и удовольствием поглядывал своими черными, нездорово поблескивающими глазами. С такими же гордостью и удовольствием поглядывал он и на одну из канистр, которая стояла посреди маленькой прихожей и сильно воняла бензином, поскольку крышка с горлышка была снята. Кроме того, в другой руке мужчина держал старенький двуствольный обрез.
Как бы из уважения к хозяину Маша бросила на этот арсенал понимающе вежливый взгляд и направилась прямо в комнату — к круглому столу, застеленному белой скатертью и малиновой полупрозрачной клеенкой. Не говоря ни слова и едва кивнув трем женщинам, две из которых сидели на тахте, а другая стояла у окна, Маша поставила на стол бутылку с пепси и принялась выгружать из целлофанового пакета продукты.
— Я думаю, мы все уже успели проголодаться, — сказала она. — Посмотрим, что тут у нас есть…
На столе появилось несколько пачек пресных крекеров и сладкого печенья, баночка маслин в масле, чипсы с сыром, упаковка сырокопченой колбасы тонкими ломтиками и стеклянная баночка исландской сельди.
— Господи, — запричитала пожилая, но явно молодящаяся женщина, которая, очевидно, являлась тещей «террориста», — что они там, с ума посходили! Мы же вот-вот взлетим на воздух!
— Помолчи, мама! Не то и правда накаркаешь! — истерически взвизгнула красивая, но чрезвычайно потасканная крашеная блондинка неопределенных лет.
— А я так даже буду очень рада. Меня давно от всего этого тошнит, — отрывисто и зло проговорила коротко стриженная молодая женщина в длинном сером свитере-
Ее пробирала нервная дрожь, и она инстинктивно жалась к окну, поближе к солнцу.
— Скажи своему придурку, чтобы хоть теперь он закрыл бензин! Не то меня сейчас вырвет! — крикнула ей пожилая женщина, из чего Маша заключила, что женщина в свитере была женой того, кто заварил всю эту кашу.
Маша обратила также внимание на то, что трюмо, стоявшее в углу комнаты, находилось в самом плачевном состоянии — зеркало было разбито вдребезги, а посреди обнажившейся деревянной панели зияла страшная дыра, которая могла образоваться не иначе как от выстрела из обреза.
Между тем мужчина издал гортанный звук — не то рассмеявшись, не то зарычав, — и, подхватив стоявшую поблизости вторую канистру, вышел на середину комнаты с несомненным намерением оросить бензином ковер.
— Вы забыли, что я как-никак у вас гостях, — напомнила ему Маша. — А запах бензина не слишком подходит к маслинам и селедке!
— Люблю селедку, — задумчиво проговорил он.
— Ну так оставьте пока в покое канистру. Давайте займемся селедкой.
— Только предупреждаю, — проворчал он, закрывая канистру и отставляя ее в угол, — не выкиньте чего-нибудь такого!
— Договорились, — коротко кивнула Маша и снова повернулась к столу.
— Повлияйте хоть вы на него! — громко зашептала ей теща с тахты.
— Тс-с! Ты его опять выведешь из себя, мама! — одернула мать крашеная блондинка.
— Меня никто не может вывести из себя! — неожиданно завопил мужчина и так ударил прикладом обреза по столу, что едва не опрокинулась бутылка с пепси. И тут же совершенно спокойно добавил:
— Я знаю себе цену!
Но когда мать и дочь стали шептаться, он снова закричал:
— Молчать!
Когда его охватывала ярость, то губы у него начинали дрожать, лицо белело, а черные глаза начинали отливать красным огнем.
Маша уже вполне успела освоиться в «предлагаемых обстоятельствах».
Кроме простреленного трюмо с раздолбанным зеркалом, тахты и стола, в комнате помещалась стенка с пожухлой полировкой, маленький телевизор с пыльным экраном и два продавленных кресла. Над тахтой висела фотография какого-то совсем молодого человека в форме десантника Советской Армии, снятого на фоне знамени части. Только присмотревшись внимательнее, Маша обнаружила отдаленное сходство между юношей на фотографии и мужчиной, который размахивал гранатой и продолжал выкрикивать:
— Всем молчать! Сейчас взорву, взорву!
Теща закатила глаза. Казалось, она вот-вот лишится чувств. Крашеная блондинка закрыла лицо ладонями и непрестанно повторяла:
— Мне все равно!
— Да заткнитесь вы, — крикнула молодая женщина в сером свитере, жена, — или, честное слово, я сама возьму спички!
Женщины мгновенно угомонились, а крашеная спросила Машу:
— Можно мне глоток пепси?
— Конечно, — кивнула та. — Сегодня такая жара. Кажется, у всех в горле пересохло.
Мужчина переминался с ноги на ногу.
— Да оставьте в покое вашу гранату. Не то останетесь голодным, — сказала Маша.
Как-то так само собой получилось, что она произнесла это внушительным материнским тоном. Когда-то нечто подобное она и сама слышала от матери: «Брось эту гадость и вымой руки, не то останешься без сладкого!» Мужчина на удивление покладисто отреагировал на эту интонацию и, положив гранату и обрез на стол, придвинул себе стул и уселся.
— А тарелки? А стаканы? А вилки? — подняла брови Маша.
— Принесет кто-нибудь или нет? — нетерпеливо спросил мужчина.
— Я принесу, — неохотно сказала его жена и, оттолкнувшись от подоконника, отправилась на кухню.
— И принеси мой нож! — крикнул ей вдогонку мужчина.
Когда она вернулась, две другие женщины уже успели усесться за стол и, неуверенно взирая на съестное, сидели не шевелясь. Она придвинула стул и села за стол. Большим — не то десантным, не то охотничьим — ножом мужчина вскрыл маслины и селедку и, словно школьник, положив перед собой на стол ладони, тоже замер. Видя, что никто не пошевельнется, Маша разлила по стаканам пепси и, приподняв баночку с селедкой, как можно жизнерадостнее спросила:
— Ну, кому селедку?
