Глава 26. Полина Боргезе
Тюильри, Париж
Январь 1813 года
Я лежу на кушетке и смотрю в потолок. Мы во дворце Тюильри. Дышать стараюсь глубже, но это неважно. Что Сан-Доминго, что Милан, что Фонтенбло… Я шире развожу ноги и жду, когда он закончит. И вот он опускает простынь и откашливается — значит, все. Он дает мне время привести себя в порядок, и когда я расправляю платье и сую ноги в тапочки, доктор Халле начинает:
— Позвольте задать вам, ваша светлость, исключительно личный вопрос: сколько у вас было мужчин за последнюю неделю?
Я поворачиваюсь к своему лечащему врачу, доктору Пейру, который, собственно, и настоял на сегодняшнем визите этого гинеколога.
— Что вы имеете в виду?
— Вы не могли бы просто ответить на вопрос…
Доктор Пейр, весь красный, перебивает:
— Ваш ответ может помочь определить направление лечения, — убеждает он.
Я напрягаюсь. Разве упомнишь?
— Два… Или три…
— Это были разные мужчины? — уточняет он.
— Разумеется. Вы же спрашивали обо всех связях, а не о постоянном любовнике. — Я сажусь, а медики переглядываются. — Я что, умираю?
— Нет. — Однако голос доктора Халле звучит неуверенно. — У вас бешенство матки.
— Не понимаю.
— Вы перетрудили свое влагалище.
Я жду, что он рассмеется. Но оба хранят серьезный вид. Ну, нет! С меня довольно.
— Убирайтесь! — Они вскакивают, а я кричу: — Вон отсюда!
— Ваше высочество…
— Но, ваша светлость, — умоляет доктор Пейр. Он уже десять лет меня пользует.
— И вы тоже! — От злости я дрожу. — Ничего больше слышать не желаю! — В дверях возникает Поль, и я показываю на врачей: — Убери их отсюда. И чтоб я их больше не видела! Обоих!
— Чем они провинились? — интересуется Поль, проводив несчастных.
— Вздумали убедить меня… Делали вид, что… — Я даже произнести это не могу. Как они смеют меня нервировать? Да и что они вообще понимают, эти врачи? Все говорят разное. Один уверен, что у меня триппер. Другой божится, что это рак желудка. А теперь я еще и нимфоманка. — Неважно, — говорю я. — Марию-Луизу кто лечит? Этот хорошенький блондинчик?
— Доктор Эспьо?
— Да! Скажи ему, пусть завтра придет.
Поль мнется.
— А это… терпит?
Я делаю глубокий вдох и киваю.
— На сегодня обследований с меня довольно.
Но Поль приводит доктора Эспьо тем же вечером. Любопытно, смог бы это устроить кто-нибудь другой? Разве что де Канувиль…
— Ваш камергер говорит, вы себя плохо чувствуете, — начинает доктор прямо от дверей. Он высок и светловолос, а зубы такие крупные… Если бы его видел мой итальянский скульптор, Канова, он бы изваял его в облике какого-нибудь бога. — Можно войти?
Я даю ему пройти в комнату, потом крепко сжимаю Полю руку и шепчу:
— Спасибо.
Я так рада, что он рядом.
Доктор Эспьо не может скрыть удивления. Комната практически пуста, вся роскошная обстановка вынесена; кроме диванов и кушетки почти ничего не осталось.
— Ваше высочество собирается в поездку? — спрашивает он.
— Врачи советует мне ехать в теплые края. На той неделе я уже буду в Ницце.
Но он окидывает комнату взглядом, и я догадываюсь, что он думает. Для обычной поездки к югу княгиня не станет упаковывать мраморные вазы и картины. Следовательно, родня императора готовится к чему-то посерьезнее.
— Где я смогу осмотреть вас, ваше высочество?
— В гостиной вполне удобно. А мой камергер пока подождет за дверью.
