останавливаться. В какой-то момент призыв явно вышел из-под контроля, и чёрное месиво аж взрывалось, разбрасывая по мостовой целые гроздья сороконожек. Как будто бы это было… извержение сколопендрового вулкана?
Ну да ладно.
Что со всем этим делать вообще непонятно, но испытать на себе укус такой твари я не хочу. Насекомые — они же вообще не от мира сего. Таскают больше собственного веса. Грызут то, что по идее не грызётся, и заползают туда, куда бы лучше не заползать. Да ещё и ядовитые в большинстве своём.
А потому:
— Ы-ы-ы-ыкх, — я поставил барьер от одного края моста до другого.
Василий Иванович не дурак. Василий Иванович умный. Девочка же рассчитывала на то, что я могу шарахнуть по площади, верно? Раз шарахну, два шарахну, на третий мост обрушится, и о дальнейшей погоне не может быть и речи.
Да и вообще…
У меня в голове всегда сидит маленький такой противный журналюга, который на каждое моё действие тут же накидывает свежий заголовок. «Столп Империи разрушил мост» — самое безобидное, что можно придумать. А можно ведь и: «За что Скуфидонский так ненавидит жителей Воронежа?». Или: «Моста нет, но вы держитесь; отвратительный поступок московского аристократа».
Короче, я был уверен в том, что поступаю правильно.
Силой — оно всегда успеется.
Итак, авангард сколопендр с разгона врезался в энергетический барьер. Давление едва ощутимо, и прожать меня у них не было ни единого шанса, но вот беда… сколопендры начали карабкаться друг на друга.
Слой за слоем, ряд за рядом, и вот — твари уже на уровне моего лица. И продолжают карабкаться выше! А самое неприятное, что это лишь одна часть сколопендр. Другая уже перебралась через заграждение и теперь оббегает мост снизу, чтобы зайти нам в тыл.
И вот тут — каюсь — я допустил стратегическую ошибку. Сработал страх за своих ребят. И вместо того, чтобы заковать девочку вместе с её мерзкими питомцами в энергетический шарик — чтобы они там все друг друга сплющили ко всем херам — я начал закруглять шарик вокруг нас.
— Василий Иванович! — крикнула Стеклова. — А что нам делать-то⁈
— Пока ничего!
Что-то новостных вертолётов не видать, а жаль. С высоты птичьего полёта сцена, должно быть, выглядит эпично. Я бы на такое, во всяком случае, посмотрел.
Итак:
Я держу барьер, а вокруг бушует море из сколопендр. Твари спереди, твари сзади, твари справа и слева, а некоторые уже и сверху вовсю лазают. Копошатся, прищёлкивают, и прищёлкивание это…
Как бы так его описать?
Хм-м-м… Как будто бы собрали ансамбль ложкарей человек на двести, каждому на тестикулы прицепили автомобильный прикуриватель-крокодильчик и дали напряжение вольт так-эдак в сто с небольшим — чтобы и убить не убило, и тряхнуло знатно.
И от звука от этого…
Ну не сказать, чтобы вот прямо страшно. Брезгливо от него в максимальной степени, и неприятно. Никогда не разбирался в этимологии выражения «сосёт под ложечкой», но сейчас, как мне кажется, чувствую я именно это.
Розовую курточку Гордеевой дочки за стеной сороконожек уже давно не видать, но что-то мне подсказывает, что девка не останавливается и бомбардирует нас членистоногими уродцами дальше.
Удивляться я уже давно отвык.
Поэтому, что у неё за дар такой, да притом в столь юном возрасте — разберёмся потом. Или не разберёмся, тут уж как вести себя будет. Но вот что могу сказать точно: несмотря на неприятную осадную ситуацию, в которой мы оказались, всё под контролем.
Долго она не сможет так продолжать.
Или от натуги вырубится, или вообще сгорит к чёртовой матери. Российский маг такой силы — а тем более молодой маг — просто не мог не попасть на радары Державина. Значит, дело тут в усилении извне и явно что в… э-э-э… плохом усилении.
Надо бы, наверное, пояснить.
Я Василий Иванович, и я расскажу, как это работает на самом деле. Так вот… Хороший баффер — он ведь на вес золота в любой команде. Он даёт сопартийцу что-то своё и по принципу действия работает как витаминки для укрепления иммунитета. Мягко, приятно, без отходняков и ущерба для здоровья.
А вот эта срань, невольными свидетелями которой мы сейчас стали, она скорее на какой-нибудь гадкий эйфоретик похожа. Делает вид, что придаёт сил, а по факту жрёт внутренние резервы организма. Те самые, которые рассчитаны на самый-самый крайний случай.
— Скуф! — вдруг заорал у меня за спиной Лёха. — Сзади!
Ох ёпть!
Девчушка смекнула, что к чему, и начала призывать тварей прямо внутри нашего защитного купола. Сколопендры просачивались сквозь асфальт, будто черви после затяжного дождя. Ожидаемо, что были они меньше, чем их собратья по ту сторону барьера, но всё равно… жвало размером с человеческий палец кусанёт, так кусанёт.
Заметалось «Алое Спасение». Ромашка вместе с Мишей — на сей раз слаженной двойкой, а не в качестве конкурентов — принялись на скорость размешивать тварей когтями. Полуобморочная Смертина пересилила себя, подхватила первые трупы и развязала первую гражданскую сколопендровую войну.
Стеклова с Лёхой вдали от земли и хоть какой-либо растительности значительно просели по боевой мощи, но в бою с сороконожками котировалось всё подряд — в том числе и обычный шлепок пыром по голове твари.
И вот ещё что примечательно!
Заметил краем глаза: Тамерлан тоже нет-нет, да и поколачивал сороконожек. Причём вполне себе умело. Не как кисейная барышня сумочкой махал, а прямо вот… и удар у него поставлен, и стойка, и с координацией всё в полном порядке. Занимался раньше? Возможно. Мне даже жаль немного стало, что парнишка неодарённый.
Так вот…
На всякий случай Тамерлан держался поближе к медведю, но всё равно не трусил и принимал активное участие во всеобщем веселье.
Минута-две, и бой перешёл в следующую фазу.
При закрытии трещин мне довольно часто приходилось видеть големов. Чаще всего это было беспомощное антропоморфное нечто, свёрстанное из грязи и волшебства, но иногда попадались и каменные. Песчаные, ледяные, глиняные. Один раз по молодости даже на магматических напоролись — Валигура-старший тогда чуть не поседел; думал, что сейчас всех его курсантов на клочки разорвут.
Вот…
Всякое я повидал, короче говоря. Но вот хитинового голема лицезрею впервые. Вгрызаясь друг в друга, сцепляясь и переплетаясь, сколопендры начали собираться в чёрные человекообразные сгустки. Твёрдыми панцирями наружу, пузиком внутрь.
Но жалить и кусаться при этом был способен каждый кусочек их «тела» — голем из них получился текучий и переменчивый.
Страшно?
Не очень; скорее, уж удивительно.
