всю Францию, если их вовремя не уничтожить.
Я смеялась, но после того, как Франсуа поведал мне, как развернулся Делонкль в 1937 году и о его последующих «подвигах» при немцах, мне стало совсем не смешно. Оторванная взрывом голова бывшего министра, взрывы синагог – всё это настолько живо предстало у меня перед глазами, что моему возлюбленному пришлось успокаивать меня и говорить, что всё это давно позади и что мне незачем бояться событий, случившихся ещё до моего рождения.
Даже странно, что Эжен Делонкль был сыном героя Франции. Да-да! Его отец – тот самый капитан Антуан Делонкль, отказавшийся покинуть капитанский мостик шедшего ко дну корабля «Бургундия». Родной дядя Эжена был сенатором Третьей республики, а сам Эжен поначалу тоже подавал хорошие надежды, получив отличное образование, поскольку окончил, как уже говорилось, не что-нибудь, а наш великолепный Политех.
К сожалению, хорошее образование не излечивает от безумия, а, на мой взгляд, Делонкль являлся именно безумцем. Вспоминая, как изображал мне его мой Франсуа, я всё больше укрепляюсь в мысли о безумии, хотя Франсуа конечно же утрировал, как и положено, когда кого-то пародируешь.
Глава пятая. В тени Жозефа Дарнана
Уже после смерти Франсуа я сопоставила его рассказы с рассказами капитана Пьера Берриля, который убедил меня в том, что мой возлюбленный вместе со своим другом Миттераном входил в организацию Делонкля едва ли не с первого дня её возникновения. Для меня это был удар!
Поначалу я не хотела верить и даже предположила, что Берриль из-за чего-то обозлился на Франсуа и поэтому оговаривает его, но очень быстро я поняла, что Берилль не имел никаких оснований лгать.
Капитан был связан с моим Франсуа многолетними деловыми отношениями, основанными на полном доверии, и никакая кошка меж этими двумя мужчинами не пробегала. Более того – Берриль с полным на то основанием видел в Гросувре своего благодетеля. Что же касается принадлежности Франсуа к ордену кагуляров, то именно Берилль должен был об этом знать по долгу службы, ведь он отвечал за безопасность в Елисейском дворце и должен был иметь досье на каждого, кто там регулярно появляется.
В общем, я приняла рассказ капитана. Пришлось смириться с правдой – мой несравненный Франсуа по доброй воле вошёл в преступную организацию сумасшедшего Эжена Делонкля. И всё же те чувства, которые я испытывала, слушая Берриля, были весьма противоречивы. Да, для меня это был удар, но в то же время, поскольку моего Франсуа уже не было в живых, я обрадовалась, что могу узнать о моём возлюбленном что-то, чего раньше не знала. Этот рассказ стал ниточкой, по-прежнему связывавшей меня с моим Франсуа.
Однако слова Берилля о Делонкле стали только началом долгого жуткого рассказа. В 1942 году, по словам капитана, мой возлюбленный примкнул к Жозефу Дарнану и оказался в рядах Службы порядка (Service d'ordre légionnaire (SOL).
Ужасно! Примкнуть к Жозефу Дарнану, этому исчадию ада, истинному проклятию Франции! Это человек-зверь, убежденный садист! И получается, что Франсуа служил под его началом, выполнял его приказы, а об общем содержании этих приказов нетрудно догадаться.
Неудивительно, что сам Франсуа никогда не рассказывал мне о Дарнане, а только о Делонкле, потому что по сравнению с Дарнаном сумасшедший Делонкль просто белая овечка. Все знают, что в 1945 году Дарнана казнили за коллаборационизм, за массовые казни и за высылку евреев в концентрационные лагеря. Деятельность Делонкля никогда не имела такого размаха.
Мне кажется, что моего Франсуа извиняет лишь то обстоятельство, что в 1942 году он не знал, во что превратился Дарнан, с которым познакомился гораздо раньше, в 1936–1937 годах. В те времена Дарнан был вовсе не палачом на службе немцев, а журналистом, который так сильно сочувствовал кагулярам, что вступил в орден. Убивал ли Дарнан кого-либо в то время, я не знаю, как не знаю и о том, что делал мой Франсуа. Капитан Берриль не располагает достоверными сведениями на этот счёт.
Говорят, перед казнью своей 10 октября 1945 года в форте Шатийон Дарнан будто бы заявил: «Я клялся в верности нашей организации, целовал трехцветное знамя. В могилу с собою я унесу секреты кагула». Получается, что Дарнан всегда ощущал себя в первую очередь кагуляром, а не пособником нацистов.
То же самое, наверное, Дарнан сказал и моему Франсуа:
– Мы – прежде всего кагуляры, а кагуляры должны держаться вместе.
Важно и то, что уже в 1943 году Франсуа покинул Дарнана, очевидно, поняв, что соратник по ордену перешёл некую черту, за которую переступать нельзя. Тем не менее «человек Дарнана» – это клеймо, выжженное навеки, и его не стереть никакими деяниями.
Глава шестая. «Герцог де Гиз» – партизан
Когда капитан Пьер Берриль сообщил мне, что уже в мае 1943 года мой Франсуа оказался вдруг в рядах партизан, высоко в горах, на плато Веркор, эти слова меня безумно обрадовали. Обрадовали несмотря ни на что!
Капитан пытался убедить меня, что мой Франсуа был заслан туда Дарнаном, но в этот раз я упорно не верила и не верю до сих пор, потому что Франсуа-партизан гораздо больше похож на того Франсуа, которого я знала.
Напрасно капитан качал головой и говорил:
– Не обольщайтесь, милая Николь. Не стоит делать преждевременных выводов, тогда и разочарование не будет столь страшным и разрушительным.
Должно быть, за время работы в Елисейском дворце Беррилль превратился в законченного циника и пессимиста, поэтому из всех возможных вариантов ему кажется наиболее вероятным самый худший. Берриль не был на плато Веркор и не мог знать ничего наверняка, но твердил мне, что Франсуа прибыл на плато Веркор по личному указанию своего шефа Жозефа Дарнана, а Дарнан получил распоряжение заслать своего человека в Веркор из Лондона от полковника Пасси, начальника деголлевской разведки.
Получается, что Дарнан, фактически состоящий на службе у немцев, сотрудничал ещё и с разведкой де Голля, лидера французского Сопротивления? Нет, во мне пока нет столько цинизма, чтобы в это поверить! Пусть Берриль объяснял мне, что кагуляры всегда сотрудничали друг с другом ради борьбы с коммунистами и что Пасси
