ловя малейшие изменения его эмоционального фона.
– Что? – Грей едва шевелил губами и неверяще качал головой. Кристалл под его одеждой мягко светился сквозь ткань и тонкие мальчишечьи пальцы.
– Мне жаль, Грейден, но Фергус правда мертв. Его нет. И я не смогу показать тебе даже то, что от него осталось. Понимаешь? – Пернатый смотрел скорбно и сочувствующе, но не стал порываться еще раз прикоснуться к мальчику. – Мне так жаль.
– Это неправда.
– Зачем мне врать о таком? Думаешь, он бы оставил тебя так надолго, если бы был жив? Думаешь, не пришел бы сейчас за тобой? Я знаю… знал Фергуса. Он никогда бы не оставил тебя здесь.
Каждое слово словно забирало по капле краски с лица мальчика, он стремительно бледнел. Грей смотрел себе под ноги, на дорогой паркет и кусок шелковых одежд Пернатого, кусал губы и глотал болезненные спазмы в горле. У него не осталось сил говорить, его плечи вздрогнули, но он упрямо стоял и смотрел все с той же непоколебимостью.
Наконец, Грейден поднял голову и заглянул в самое нутро Хайнца, выворачивая его наизнанку. Его глаза были насыщенного серого цвета, словно грозовые тучи скопились вокруг зрачков, и Грех упал на колени, не в силах противиться этой силе, заключенной в ребенке.
Потребовалось несколько долгих секунд, несколько вдохов и выдохов, прежде чем Грей собрал силы.
– Я тебе не верю. Нет Фергуса – нет разговора, – твердо отчеканил мальчик и отвел взгляд, безынтересно глядя в окно.
Пернатый судорожно вздохнул, сдерживаясь из последних сил, и быстро поднялся на ноги, пошатнувшись от легкого головокружения.
– Не заставляй меня быть слишком строгим с тобой, милый.
Грейден не отреагировал на эти слова. Он прикусил изнутри щеку и сцепил пальцы перед грудью, царапая короткими ногтями кожу. Пернатый видел, как ему сложно сдерживать себя, как часто он сглатывал болезненный ком в горле и пытался быть стойким. Ребенок, который хотел выглядеть взрослым.
– Все равно, веришь ты мне или нет. Фергуса тебе это не вернет. Его больше нет в твоей жизни. Это грустно, больно, Грей, но тебе придется принять это и жить дальше, – сказал Пернатый тоном, не терпящим возражений. – Я правда от всего сердца тебе сочувствую, но время не на нашей стороне. Мне жаль. – Грех снова зашуршал одеждами и направился к выходу, оставляя после себя гнетущую тишину. – Я принесу тебе успокоительный чай, – мягко добавил мужчина, прикрывая за собой дверь в комнату.
Краем глаза Хайнц заметил, как обессиленно сполз вдоль стены Грейден, закрывая руками лицо.
* * *
Мимо проносились дома в дымке ноябрьского утра. Снег срывался нехотя, кружился мелкой крупой между домами, засыпая пеленой узкие улочки и забиваясь в щели брусчатки. Редкие прохожие подтягивали выше шарфы, прятались в высокие воротники пальто и спешили на рабочие места, оскальзываясь на обледенелых камнях. Рассекающий перекресток трамвай грохотал по рельсам, цепляя торопящийся народ прямо с дороги. Витрины магазинов и продуктовых лавок темнели безжизненными окнами, где-то в проулке взмахнул клочковатым хвостом бродячий пес.
Грейден сидел, тесно прижавшись плечом к стене дилижанса, и смотрел на пролетающие городские пейзажи с присущей ему отстраненностью.
С самого утра мальчик не проронил ни слова, покорно следуя за Хайнцем и Мастерами. Греха, откровенно говоря, напрягало такое затишье, ведь за день до этого Грей впал в бешенство, когда Пернатый попытался отнять у него перепачканный горчичный свитер.
Теперь этот самый свитер (судя по всему, связанный Фергусом) бледные пальцы мальчика сжимали так крепко, словно эта вещь была самой дорогой в мире.
«Свитер как свитер. И цвет отвратительный». – Хайнц небрежно поправил волосы и выглянул в окно поверх головы мальчика, пытаясь понять, о чем он думал и что чувствовал. Ему все еще с трудом верилось в то, что между Грейденом и Фергусом могли быть дружеские отношения. С тем Фергусом, которого он знал, не могло быть никаких отношений.
Фергус был яркой неопрятной кляксой в идеально написанном сценарии. Он, его взбалмошная натура, непомерная сила и живучесть разрушали все, что пытался воздвигнуть когда-то Пернатый. Хайнц хотел извлечь из этого выгоду: сила Фергуса, его ненависть ко всему живому, непокорность и ядовитый язык могли бы сослужить хорошую службу, но этот щенок воспитывался гребаным Мастером Гилбертом. И кто же знал, что этот сухой и скупой на человеческие отношения мужчина сможет сделать Греха таким человечным, что выдолбить это из него казалось таким же бесполезным делом, как пытаться проломить лбом скалу.
Хайнц стиснул костлявые пальцы на собственном колене. Все шло так идеально. Но почему этот пес всегда встревал, как кость в горле?
– Хотелось бы прокатиться на настоящей машине, Грейден? – Пернатый решил завести разговор, чтобы отвлечь от мыслей и мальчишку, и себя.
– Нет, – быстро ответил Грей, не поворачивая головы.
– Почему?
– Пытаетесь заговорить меня и отвлечь? – Грейден наконец посмотрел на него. – Не надо. Ничего не хочу.
У мальчишки были воспаленные, красные глаза и сухие, потрескавшиеся губы. Он все еще сжимал в руках свитер с грязными разводами возле горловины, а за его плечом в прямоугольнике окна кончалась вереница притиснутых друг к другу домов и начинался протяжный пустырь с торчащими из-под снежной пелены ржавыми стеблями мертвых растений.
Словно почувствовав перемену за окном, Грейден отвернулся от Пернатого и уперся взглядом в мрачные стены завода, пронзающего тонкие серые облака кирпичными трубами на краю пустыря. Черные клубы дыма завитками уходили вверх, появляясь будто не только из жерл труб, а отовсюду, из-за чего становилось жутко: завод словно дышал.
– Похож на огромное чудовище, – внезапно растерянно обронил Грей.
– Он пугает тебя? – осторожно спросил Хайнц.
– Меня не пугают чудовища. Люди куда опаснее.
– Это тебе Фергус напел? – неожиданно для себя фыркнул Хайнц и тут же прикусил язык. Он не хотел лишний раз упоминать эту псину, но имя само всплывало в памяти. Грей дернулся, будто получив удар, сжал свитер сильнее и уперся лбом в стекло. Он ничего не ответил, закрываясь от Хайнца еще сильнее, и его аура горя, боли и утраты заполнила все пространство дилижанса так, что стало нечем дышать.
Они закончили свой путь в тишине, погрузившись каждый в свои мысли, и ожили, только когда дилижанс остановился напротив высокого купола вокзала.
Грей растерянно притормозил перед распахнутой дверью, а потом нехотя выбрался на морозный воздух, проигнорировав протянутую руку Пернатого.
Мастера ухмыльнулись за его спиной в свои шарфы, и Грех стиснул пальцы в кулак, натягивая на лицо маску учтивости и понимания. Очень хотелось развернуться и располосовать когтями лица этих жалких подхалимов, выдрать к бесам их языки и