Истинный враг – чрезмерная привязанность. Вот что мы пытались исцелить. Ключевой вопрос не в том, тепло ли вы вспоминаете супругу, а в том, способны ли вы без нее существовать? Готовы ли вы оставить ее на острове прямо сейчас и уехать, не оглядываясь назад?
Следующие несколько секунд я разыгрываю как по нотам. Сначала показываю, что вопрос Коделл меня задел. Еще мгновение размышляю. Затем страх, молчание и, наконец, тихая решительность.
Я отвечаю со спокойной уверенной улыбкой:
– Думаю, готов. Я хочу двигаться дальше.
Коделл машинально кивает. Доктор старается быть объективной, но я вижу, как ей хочется верить, что мне лучше. Мольберты утопают в переросшей траве, растения в атриуме вянут, настольный футбол покрыт слоем пыли.
Призмолл-хаус постепенно терял свой лоск, потому что все внимание Коделл и Виллнера было сосредоточено на моей безопасности и выздоровлении. Готов поспорить, что состояние самой Коделл не лучше, чем у столь любимого ею здания: она тоже изношена, плохо выглядит и явно нуждается в перерыве, чтобы привести себя в порядок.
После нескольких мгновений, показавшихся вечностью, Коделл начинает мотать головой. С сильно бьющимся сердцем я смотрю на нее, пытаясь понять, каков вердикт. Однако вместо ответа доктор вдруг громко прыскает со смеха.
– Я просто… уже начала волноваться, доберемся ли мы до этого когда-нибудь. Должна признаться: для нас обоих это было непросто. Ошибка со стенограммой телефонных звонков. Моя ошибка. Ненависть, которую вы ко мне испытывали. Вы имели полное право сопротивляться терапии.
Похоже, Коделл говорит искренне: голос слегка дрожит от эмоций, потухший, усталый взгляд.
Она продолжает с затаенной печалью:
– Мой главный профессиональный долг – не навредить. Но если без болезненного вмешательства не обойтись, то оно должно быть минимальным в сравнении с положительным влиянием на состояние пациента. Если я могу что-то сделать, дабы обеспечить вам счастье и выздоровление в будущем, знайте…
– Вы не дали мне погибнуть, – решительно перебиваю я.
У Коделл округляются от изумления глаза.
– Артур, я не прошу вас меня успокаивать, мой долг – извиниться, если…
– Нет, нет. Честно. – Я смело выдерживаю ее взгляд. – В Лондоне я… жил в могиле. Причем не в своей, а в ее. Я заживо похоронил себя вместе с женой и просто ждал, пока закончится воздух. И тогда, если бы я все еще был там… – Я сокрушенно качаю головой при воспоминаниях о прежнем себе. – Вы не позволили мне умереть, и если раньше я это не ценил, то сейчас… увидел свет в конце туннеля. Не знаю, что и сказать.
Доктор Коделл удивленно смотрит на меня, в уголке ее рта прячется едва заметная улыбка. Она человек логики, но неисправимый оптимист. Я же вижу: она хочет мне поверить, только не решается. Коделл делает резкий вдох, тщательно взвешивая мои слова в последний раз.
Я гляжу на нее, как собака на хозяйку – без зазрения совести отдавшись на ее волю. Сама попытка сыграть на эго Коделл, на ее милосердии, льстить ей, соглашаться… Раньше я бы стал сам себе противен, ведь это, считай, окончательно предать свои принципы. А теперь я сделаю и скажу что угодно, поверю во что угодно, лишь бы мои слова возымели эффект.
– Ну хорошо, – заключает доктор. – Завтра утром мы отправимся обратно на «De Anima».
Глава 35
Траву вокруг нас колышет ласковый ветерок. Слова Коделл будто первые капли освежающего дождя. Будь ты сейчас рядом, то плакала бы от счастья. Я бы точно радовался до слез, если бы на моем месте оказалась ты.
– Я даже… не знаю, как вас благодарить! – запинаюсь я, не выходя из образа. Однако по моим щекам струятся самые искренние слезы.
– Артур, просто живите! Счастья вам и здоровья! Употребите с пользой время, отведенное вам в этом мире! – улыбается Коделл. – Вот единственное, о чем я мечтаю для каждого человека.
Всю ночь я не смыкаю глаз. Сон не идет, даже близко не подходит к моей комнате. Я будто снова с нетерпением жду рождественского утра. Правда, теперь мой живот скручивается в тугой узел при мысли, что я почувствую себя свободным, только ступив на землю рыбацкой деревушки Портколли.
Светает. Я делаю самый глубокий вдох, а потом медленно, плавно выдыхаю и поднимаюсь с кровати. На меня сверху обрушиваются струи воды из душа. Резкий звонок будильника пронизывает мои оголенные нервы с головы до пят. Я тщательно моюсь, словно по возвращении меня собираются выставлять напоказ. Нарядившись в серую рубашку поло и бежевые льняные брюки, я тщательно прихорашиваюсь перед зеркалом и лишь потом выхожу из комнаты.
На завтрак поданы консервированные фрукты и йогурт с длительным сроком хранения – последние запасы кладовых Призмолл-хауса. Коделл вызывает меня в кабинет и кладет на стол пачку бумаг. Это документы, подтверждающие, что курс окончен, и финальный счет с прочерком на месте подписи моей матери.
После того как я везде расписался, Коделл забирает документы и выравнивает стопку коротким ударом о стол.
– Так и не завершили? – спрашиваю я, разглядывая скульптуру у дальней стены.
С тех пор, как я впервые попал в кабинет, мраморная поверхность стала более гладкой, но до окончательной формы еще далеко.
– Вообще-то я была занята, – ухмыляется Коделл. – А сейчас с удовольствием продолжу работу. В итоге может получиться кто угодно.
– Да, – киваю я. – Даже не знаю, кого бы я выбрал.
За окном неспешно идет к яхте Виллнер. В одной руке у него большая дорожная сумка, а в другой небрежно раскачивается канистра. Он шагает по дорожке и скрывается в темноте ангара. Вскоре сквозь щели в крыше проглядывают вспыхнувшие лучи света: Виллнер запустил мотор для проверки всех систем.
– Чем займетесь в первый день дома? – интересуется Коделл, сшивая документы пластиковой пружиной.
– Не знаю. Наверное, ничем. Навещу мать. Нам давно пора как следует поговорить.
Коделл одобрительно кивает и внезапно погружается в молчание, которое служит предвестником недосказанных слов.
– Артур, – начинает она, – я не питаю иллюзий насчет работы, которую мы провели. Я, конечно, рада, что вы счастливы, но это не отменяет того, что здесь происходило. Наш с вами курс был самым сложным за всю мою практику – мы оба это прекрасно понимаем. Пожалуйста, имейте в виду: несмотря на ваше впечатляющее и отрадное выздоровление, я не обижусь на вас за те действия, которые вы можете предпринять по возвращении домой.
Я слушаю благословение Коделл, а в голове уже вихрем крутятся злорадные мысли. Целый список мер возмездия! Я представляю, как на остров врываются правоохранительные органы, в ходе гражданских исков Институт
