от этого Поль зажмурился, тошнота подкатила к горлу. Получается, иностранец вернул себе долг. И всё прошло согласно договору, который нашла графиня. Он никак не мог взять в толк, как Дюпре мог совершить с отцом графини такое зверство. Одно он знал точно: графиня не должна ничего узнать о его догадке. Подобного поворота событий сердце графини могло не перенести. И чего уж он точно не хотел, так это становиться вестником столь ужасной новости.
Поэтому он подавил приступ тошноты, поднялся с кресла и спустился вниз.
Елизавета уже успела облачиться в красное шёлковое платье, на открытой груди сверкало ожерелье, которое он ещё недавно хотел украсть. Волосы были убраны в высокую, туго стянутую причёску. Фигура её будто мерцала в воздухе. Острые скулы, горящие пламенем глаза и сжатые кулаки в белоснежных перчатках. Нет, это был не человек и это был не ангел. Сам дьявол, казалось, стоял теперь перед Полем посреди мрачной гостиной.
От такого зрелища Поль потерял дар речи.
– Опять быть грозе, князь, – сказала она, приметив его. – Что за чудный май! Днём солнце жарит, поют сказочно птицы, шелестят листья деревьев. А ночью проливается гроза, как бы смывая краски с холста, чтобы божественный художник начал с утра заново свою работу.
Князь подошёл к ней и взял за руку, которую она не отдёрнула.
– Вы верите в этого художника, Елизавета?
– Теперь уж и не знаю. А что насчёт вас?
– Всё, что я могу сказать, что здесь, в Москве, художник нам достался несколько более пьяный и угрюмый, чем, например, в Женеве или в Ницце.
– Вы, похоже, не бывали в Петербурге, Ваша светлость? – улыбнулась графиня так, что у князя оттаяло сердце.
– Вы решили снять траур?
– Да, надеюсь, моя жизнь совершит сегодня новый поворот. И ваша тоже. Как только мы закончим дело, всё можно будет начать заново. Вместе.
– Графиня, боюсь, я не могу позволить вам сделать такое с собой, вы стали слишком дороги для меня, – сказал Поль после некоторой паузы.
– Но о чём это вы говорите? – Она подняла на него тревожные глаза.
– Понимаете, Дюпре действительно страшный, страшный человек. Но не нужно гробить из-за него жизнь. Прошу, забудьте про него. Уедем вместе! Не стоит гнить в этом старом доме вместе с его выцветшими портретами. Жизнь многогранна и прекрасна! Я только сейчас это понимаю, когда коса нависла над моей шеей. Я вдруг отчётливо понял, что всю жизнь хотел чего-то не того. Что самого главного-то я, пожалуй, никогда не клал в корзину желаний. Не губите свою душу ради мерзавца!
Графиня стянула губы в трубочку, уголки её глаз опустились.
– Но как же наш уговор?
– Елизавета, боюсь, я не смогу сделать того, что вы просите.
Слова сами слетели с губ. Решение пришло ему в голову неожиданно и теперь казалось единственно верным.
Графиня шумно выдохнула и поправила выбившуюся из строгого порядка причёски прядку.
– Вот как… Почему-то я так и думала. Вы, князь, определённо из тех, кто привык сдаваться в самом конце. Когда победа уже так близко.
– Ах, прошу, не говорите, как моя maman…
– При всё уважении, ваша маменька плохо воспитала вас.
– Зачем вы так жестоки ко мне?
– Жестока? Вы обещали помочь мне расправиться с Дюпре. И теперь, в день, когда всё должно решиться и нет пути назад, вы решаете отречься от своих слов, бежать?
– В том-то и дело, графиня. Я не могу больше бежать. Меня всё время мучают эти кошмары. В них я вижу мертвецов. Они, будто куклы, смотрят на меня своими бессмысленными перламутровыми глазами, будто требуют ответа. Так вот, я хочу дать им этот ответ. Я не хочу больше бродить по ледяным подземельям собственной души. Я замерзаю!
– Жалко, я не увижу вашей реакции, когда эти холодные подземелья переедут из больной фантазии в вашу реальную жизнь. Точнее, в них переедете вы. Если, конечно, повезёт пережить дорогу.
– Это уже и не так важно… – ответил князь. – Единственное, что мне важно узнать сейчас, пока я не отправился по этой самой дороге, – князь посмотрел на графиню, – есть ли у меня хоть один небольшой шанс, что вы будете ждать меня, когда я вернусь с каторги?
Графиня уставилась на Поля. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, как будто бы десять лет каторги уже пролетели и вот они встретились. Потом уголки её губ поползли вниз, и она зашлась звонким металлическим смехом. Каждый перелив которого будто бы хлестал князя по лицу холодным шпицрутеном [17].
– Раз в жизни вам выпал шанс поучаствовать в чём-то великом! – закричала она. – В чём-то много большем, чем вы сами. Вы получили шанс стать героем. Избавить мир от чудовища! Управиться копьём Господа, если хотите. И я протягиваю вам это копьё на блюдечке. Я вкладываю его в вашу руку и подвожу вас к ничего не подозревающему зверю. Вам остаётся только воткнуть копьё в его сердце!
– Вы просто хотели использовать меня…
– Я дала вам шанс ощутить себя мужчиной. Всё это для того, чтобы вы смогли удовлетворить своё крошечное, – она ткнула пальцем неопределённо куда-то в область его паха, – ранимое, изнеженное мужское самолюбие. Вот он, ваш ответ! Оправдайте же своё жалкое существование!
– Нет, графиня. Я не могу. Что будет значить для меня момент этого искусственного счастья, о котором вы изволили толковать, перед бесконечными дверями вечности?
– Значит, ваш ответ «нет»? – спросила графиня.
– Да. То есть нет. То есть я не сделаю этого и вам не позволю. А теперь дайте же и вы мне ответ, который так постарались не дать.
– Вам недостаточно было моего смеха?
– Странным образом мне хочется чуть больше объяснений, какими бы болезненными они ни оказались.
– Да, человек – странное существо вечно ищет кусты с самими большими шипами. Что ж, получайте ваш ответ. Посмотрим, хватит ли у вас мужества выслушать его до конца.
– Что ж, извольте.
Он выдернула свою руку и поднесла своё лицо так близко к лицу Поля, что носы их едва не соприкоснулись.
– Никогда. Ни при каких обстоятельствах такая женщина, как я, не будет с таким, как вы, – процедила она. – Это non-sense. Нелепица. Абсурд! Злая шутка. Околесица. Бред. Помешательство. Délire. Насмешка. И мне жаль, что я по неосторожности дала вам повод поверить в это.
Поль почувствовал, как глаза наполняются предательскими обжигающими слезами.
– Потрудитесь же объяснить почему. Почему меня нельзя полюбить?
Елизавета достала из рукава склянку со спиртом, откупорила и понюхала.
– И я потружусь. Вы беспринципное и трусливое создание. Вы жалкий недочеловек, каких
