спустя я устроилась на диване после ужина с родителями. Два дня назад папу выписали, вручив ему костыли и рецепт на три разных вида таблеток. Из обеденной мы сделали спальню; для дней, когда к нам не приходила сиделка от соцзащиты, мы наняли другую, что была с ним по шесть часов в день. Роды Эми все приближались. Оз работал над различными проектами; сейчас он уехал в Китай по работе, и я старалась не надумывать себе всякого из-за того, что мы стали меньше общаться. В наш прошлый разговор он предложил отложить наши планы в дальний ящик, пока все не образуется. У меня же так и чесались руки отдать заявление об увольнении, сдать квартиру и задуматься о своем будущем с Озом.
Фоном болтал телевизор. Папа сидел в своем кресле, вытянув левую ногу и пытаясь закончить кроссворд, что начал утром. Он то и дело стискивал зубы; я понимала, что ему больно, но его раздражало, когда мать начинала хлопотать возле него, стоило ему хоть шевельнуться.
– Как дела на работе, милая? – спросила мама, усевшись рядом.
Я сделала глоток чая. Наверное, пора с ними поделиться.
– Я кое-что хотела с вами обсудить.
Папа выглянул из-за газеты, а мама поставила свою чашку на столик.
– Что такое? – мамин голос зазвенел от тревоги.
– Ничего особенного, – я заерзала, поджимая под себя ноги. – Я кое-кого встретила. Давно еще, когда училась в колледже, а потом мы снова встретились, когда я отправилась в поездку с Лиз. Он был на свадьбе Нады, и мы решили, что мы вернемся, и…
– Это тот турок, которого ты встретила в Стамбуле?
– Откуда ты знаешь, что он турок?
– Ну… Я…
Кровь отхлынула от моих щек.
– Ты его прочла. Письмо. И открытки. Они все-таки приехали сюда.
– Я не хотела их читать, милая. Они были адресованы мисс Э. Джонс, и я подумала, что это твоей сестре. Я не заметила, что они пришли из твоего колледжа, а Эми говорила нам открывать письма, прежде чем отправлять их в Манчестер. А когда я прочла его… – она откинулась на спинку дивана. – Мы решили, что лучше тебе их не показывать, чтобы защитить тебя.
– Мы? – Я повернулась к отцу.
Он молчал, как и поступал всегда в «женских делах», как он это называл, когда мама и Эми препирались.
– Эбби, пожалуйста, послушай, – продолжила мама. – У тебя юридическая школа, замечательное предложение, а тут это письмо. Что-то про то, чтобы ты вернулась в Стамбул, про ненормальную мамашу и девушку – королеву драмы. Сценарий к сериалу, не иначе.
– Ты все равно не имела права прятать мои письма!
Мама накрыла мою ладонь своей.
– Ты была так юна и впечатлительна. Мы же видели, как твоя сестра наломала дров, побежав за первым встречным, который вскружил ей голову. Для тебя мы такого не хотели. Ты бы не поняла, от чего ты отказываешься. И я знаю, о чем я говорю, ведь… – она опустила взгляд и поджала губы. – Неважно.
– Ведь что, мам? Ведь ты сама разрушила свою жизнь, лишь бы остаться с отцом?
По выражению ее лица я поняла, что задела за живое.
Я вдруг вспомнила свой первый день в университете. Тогда отец попросил меня пообещать, что я всегда буду усердно учиться, и это еще не все. Он сказал, что очень жалеет, что моей маме пришлось отказаться от своих мечтаний, чтобы быть с ним. Мне пришлось пообещать ему, что я не поставлю отношения выше своего будущего. Я навсегда запомнила те слова: «Когда придет время, ты встретишь замечательного парня, с которым будешь счастлива, только, пожалуйста, ничем не жертвуй ради любви».
Мне было восемнадцать. Я ни с кем не целовалась, не испытала жгучего чувства любви. Нельзя было разбрасываться такими обещаниями.
Мама отвела взгляд.
– Наши ситуации совсем разные. Я просто не хочу, чтобы ты выбрасывала свои мечты и светлое будущее на помойку из-за какой-то влюбленности.
– Мам, может, это и была просто влюбленность, но теперь это нечто бо́льшее. Мы собираемся уволиться и переехать в Бейрут, чтобы работать на гуманитарную организацию.
– Вы что? – вскинулся отец.
– О боже, – мама замотала головой.
– Хватит разводить драму! Мне двадцать шесть, блин. Я пашу на работе, которую ненавижу. Если бы я получила то письмо, прочитала те слова, может, меня бы уже здесь не было! Может, я бы пошла работать на благотворительность, а Оз приехал бы в Лондон по работе, и… – Я осознала, что стою, размахиваю руками и кричу так, что все соседи уже в курсе. Я стала жалеть, что не рассказала родителям о контракте от ЮНИСЕФ и что позволяла этому гневу столько копиться.
– Хватит! – взревел отец. – Вы, обе, прекратите!
Он вскочил с кресла и открыл рот, но ничего не произнес. Газета выпала из его рук, он схватился за сердце и упал на пол.
– Папа! – закричала я, когда мама не успела даже отреагировать. Я упала на колени рядом с отцом, стала трясти его, попыталась поднять, но у меня не получилось. Я трясущимися руками достала телефон, вызвала «Скорую» и принялась делать непрямой массаж сердца. Спокойный голос оператора в телефоне направлял мои действия.
Бесполезно. Папа лежал, не подавая признаков жизни, и я ничего не могла сделать.
Глава двадцать четвертая
Через неделю с севера приплыли серые тучи, пошли проливные ливни. Неужели нельзя дать Уэльсу передышку от этой унылой погоды? Я сидела в машине у дома тетушки Бэтси в Мамблс, «дворники» яростно двигались туда-сюда.
Вчера Барри привез Эми и маму из Ившема, но мне захотелось задержаться в доме, в котором я выросла, на еще одну ночь, отпустить чувства, которые я копила в себе, чтобы не ранить маму. Эми приехала как можно скорее, узнав печальные новости, и мы заботились о маме, при этом организовывая похороны в Мамблс, где вырос папа. Он хотел быть похоронен здесь. Сегодня в три часа нас ожидало отпевание в местной церкви, потом поминки в парусном клубе.
Оз хотел прилететь на похороны, но я его отговорила. Папа умер, потому что мы спорили об Озе и о нашем будущем. Ему нельзя здесь появляться, он только послужит маме напоминанием о случившемся.
Я вытерла обувь о коврик у двери и отряхнула зонт от капель, прежде чем зайти. Тетя Бэтси стояла в прихожей с таким сочувственным видом, что я сразу рухнула к ней в теплые объятия. От нее исходил запах духов – сильный, но в то же время успокаивающий.
– Поплачь, не сдерживайся. Молодец, – она
