жестом фокусника выудил откуда-то из-за спины продолговатую цилиндрическую железку.
Тверда так и подмывало навести оружие прямо на рожу гильдийца и проверить, сможет ли тот схватить эти чудные стрелы, вылетающие в дребезге громовых раскатов, зубами. И хрен с ним, что уши заложит еще раз. Единственное, он имел сильные сомнения на тот счет, не разорвется ли при таком раскладе этот самострел прямо в его руках.
— А если я топор схвачу? — проворчал он, стараясь подобрать такой тон, чтобы фраза эта прозвучала как можно более угрожающе.
— То будешь прав. Колун тебе больше к лицу. А новой руке твоей, если ты ее реакцию имеешь в виду, до одного места, что ты схватишь. Возьмешь меч, поможет лучше владеть даже самым ржавым из них. Поможет! Чувствуешь разницу? Не все сделает за тебя, а всего лишь облегчит задачу.
— Жаль, что я больше десницей привык орудовать.
— Жаль? — хохотнул Прок, и не пытаясь скрыть издевку в голосе. — Да если бы я ни с того ни сего стал вдруг орудовать обеими руками одинаково, то мне жаль точно бы не было. Ну, или примерно одинаково, — добавил он, заметив недоверчивый взгляд Тверда, когда тот покосился на искореженную свою шуйцу, забранную в черную кожу перчатки.
— Знаешь, сколько лет я учился хотя бы сносно владеть мечом правой рукой? А тут — засунул в руку какую-то хреновину — и все?
Прок хмыкнул, подошел к еще одному железному сундуку, чем-то там снова лязгнул, пискнул, клацнул — и достал из него два меча. Коротких, нордских, почти без крестовины. Один из них непринужденно бросил Тверду. Судя по всему, это был любимый его прием в обращении с оружием.
— Пойдем проверим.
Многолетний воинский инстинкт Тверда мирно подремывал, наблюдая, как клинок лениво летит в его сторону. И в тот момент, когда он уже готов был привычно раскрыть навстречу ему правую ладонь, вперед вдруг метнулась левая. И прочно обхватила рукоять.
— Мечи-то у вас, надеюсь, обычные? Не плавятся прямо в руках? — с опаской поглядывая не то на рукоять меча, не то на непринужденно сжимающие ее пальцы, поинтересовался Тверд. Он постарался осторожно крутнуть клинком, давая запястью привыкнуть к его весу, форме и балансу. Хотел-то осторожно, а вышло так уверенно и непринужденно, что кентарх сам засомневался — а точно ли до этого дня не был левшой?
— Сомнения, друг мой, один из двигателей прогресса, — философски заметил гильдиец, легким шагом двигаясь к центру стрельбища, разминая при этом плечи и со свистом выписывая перед собой гудящие узоры клинком. — А прогресс еще никого не доводил до добра. Уж мне-то в том можешь поверить. Так что реже сомневайся и не мозоль язык лишними вопросами.
* * *
Не будь тут Прока — по-прежнему лысеющего и топящего глаза в сети морщин при каждом выражении эмоции, — он бы находился в полной уверенности, что помер. Все то, что сейчас его окружало, никак не могло быть из этого мира. Мира, в котором он родился и который, как он был убежден до сего дня, знал досконально, со всех его приглядных и не особенно сторон.
Откуда брался этот свет, который не могла бы дать ни одна, даже самая огромная люстра во дворце базилевса? Как работали их треклятые громыхающие арбалеты и почему броню гильдийцев не мог взять ни один клинок?
Да, в конце концов, как можно было вернуть ему потерянную напрочь руку? Да не просто вернуть, а сделать ее саму по себе одним из наиболее грозных видов оружия, с которыми Тверд когда-либо сталкивался?
А его жизнь, вырванная из-за Камня уже дважды?
Чем было все это? Откуда взялось? И — насколько давно?
— Похоже, ты опять впал в небольшой ступор, мой малообразованный друг, — вернул его к действительности насмешливый голос гильдийца. Сбросив оцепенение, кентарх перевел на него не особенно приветливый взгляд, но вдруг понял, что в глазах Прока вовсе не было тех издевательских искорок, которые стали промелькивать в их беседах в последнее время непозволительно часто.
— А я точно жив? И нечего скалиться. Я уже и сам не знаю, что на самом деле можно считать реальностью. Все то, что происходит здесь… Я ведь даже не могу точно сказать, где это — здесь.
Прок сидел за широким столом, сделанным из тонкого и непонятно легкого железа, поставив перед собой маленькую стеклянную бутыль с прозрачной жидкостью. В жаркий парящий денек Тверд мог осушить такую одним глотком, приняв за обычную воду. Но, судя по тому, в какой наперсток наливал эту гадость гильдиец и как всякий раз крякал и тряс головой, опрокидывая «воду» в глотку, делать этого явно не стоило.
— Лучше — выпей. Поможет пообвыкнуться. Уж можешь мне поверить. Налить?
— Нет, — даже резкий запах этого пойла вызывал у Тверда мгновенное отвращение и приступ тошноты.
— Как знаешь, — пожал плечами гильдиец и плеснул себе очередную крохотную порцию в малюсенькую стопку. — А я, не поверишь, блуждая по вашему миру, всякий раз начинаю все больше и больше тосковать именно по этой отраве. Представляю ее холодненькой, в запотевшей бутылочке, по которой медленно скатываются капли воды. Тягучей, когда наливаешь… Но на безрыбье и теплому спирту остаешься рад, — он коротко дернул плечами. — Наверное, алкоголизм. Надо быть честным и с самим собой, — подняв «наперсток» на уровень глаз, словно произнося некую бессловесную здравницу, он одним махом вылил содержимое стопки в рот. Зажмурился, вновь расчертив лицо глубокими лучами морщин, шумно выдохнул и зарыл нос в рукаве, шумно что-то там втягивая ноздрями.
Тверд сидел напротив на табуретке из того же легкого металла, из которого был сработан стол. И все чаще ловил себя на мысли, что желание Прока напиться какой-то редкой гадостью занимает его куда меньше, чем собственная левая рука. Взгляд то и дело останавливался на ней, а сознание раз за разом посылало сигнал пальцам. Они послушно сжимались и разжимались, но все равно не покидало ощущение, будто управляет ими вовсе не он.
— Ты правда думаешь, что я должен был понять хоть половину из сказанного тобой?
— Не понимаешь сейчас, поймешь потом. Процесс этот неизбежен и необратим. И от тебя не особенно зависящий. Да и от меня, собственно, уже тоже.
Тверд обвел взглядом помещение, в котором они сидели сейчас. Кроме стола, здесь стоял еще один отливающий матовым железным блеском шкаф, беспрестанно гудящий. Именно из него гильдиец доставал еду. Холодную, как из погреба. Из стены за спиной Прока торчало корыто, над которым изгибалась металлическая трубка. Время от времени из нее капала вода.
