страха, ни отчаянья. Можно повоевать, жизнь была сложной, так отдать ее тоже следует не по-простому.
В это время один из героев-огэпэушников незаметно пробрался к лодочному сараю. Тойво обнаружил его слишком поздно — лишь тогда, когда пуля попала ему куда-то в левое плечо. Финн скривился от боли, но способность здраво рассуждать не потерял. Если оперативник так ловко его подстрелил, то именно сейчас он укрывается за ближайшим углом, созданным из досок, теперь трухлявых донельзя.
Антикайнен прицелился и выстрелил в стену на тридцать сантиметров от угла и около полуметра от земли. Сразу же после этого из-за сарая вывалился человек, грудь которого представляла собой кровавое месиво.
— А! — закричал кто-то из врагов. Вероятно, таким образом он выражал свое негодование по поводу гибели товарища. После крика он высадил в направление Тойво все восемь пуль, попав в белый свет, как в копеечку. Затем скрылся за камнем на перезарядку оружия.
Тойво направил ствол своего револьвера на валун, который стоял по соседству со служившим укрытием оперативнику. Он нажал на курок и с удовлетворением кивнул головой. Рикошет оказался отменный — прямо во вражеского стрелка. Тот вскочил во весь рост, замахал руками и начал вопить. Можно было, конечно, валить его прямо сейчас, но финн этого делать не стал — пусть себе верещит, радует слух своих сотоварищей. Жаль, недолго ему осталось — вон, кровь из шеи так и хлещет!
Тойво не был в состоянии не только перевязать себя, но и вытереть пот с лица. Да это уже было и не столь важно. Теперь бы пистолет не выронить, да стрелять по гадам, чтоб не высовывались!
— Тойска! Сколько у тебя патронов? — вдруг раздался приглушенный голос откуда-то со спины. Антикайнен подумал, что это всего лишь морок: кто еще может говорить с ним на финском языке посреди этой русской войны, да, к тому же, обращаться так, как это было в детстве. Но голос был определенно знакомым.
— Около десяти, — тоже по-фински ответил он, не оборачиваясь. Нельзя шевелиться, силы нужно беречь, чтобы целиться во врага, когда тот пойдет в атаку.
— Еще оружие есть?
Какой же знакомый голос! Тойво силился вспомнить, кто же это ему мерещится, но никак это не получалось.
— В рюкзаке пара револьверов, — ответил он.
Вещмешок, который был под рукой, уполз куда-то назад. Какая реалистичная галлюцинация!
— Ого, так их здесь даже три штуки! — сказал голос. — Вот что! Ставлю тебе боевую задачу, Тойска — продержаться десять минут. Стреляй во все, что шевелится. Не подпускай врага к себе.
Тойво не ответил. Чего попусту говорить! Он продержится столько сколько продержится пистолет в его руке. С этими потерями врагов осталось девяносто девять тысяч девятьсот восемьдесят девять. Как раз нужное количество для того, чтобы воевать с одиноким финским шишом. Живым брать его, похоже, они не собираются. Это большой плюс. Вероятно, есть какие-то минусы, но Антикайнен о них как-то забыл.
Потом была стрельба. В него стреляли, он палил в ответ. Забив последними пятью патронами барабан, Тойво похвалил сам себя: если может делать такие вещи, значит, сил должно хватить на то, чтобы выпустить все пули во врага. Ну, или хотя бы в сторону врага.
Он увидел, как люди в гражданской одежде, пытаются почему-то бежать в сторону открытого берега, а не к лесу или к нему, но тотчас же забыл об этом. Антикайнен чувствовал, что стреляет, потому что пистолет бил отдачей в руку, а в ушах гулко бухало. Сколько он положил? Сколько осталось? А остался легион…
Над землей бушуют травы, облака плывут кудрявы.
И одно — вон, то, что справа, это я.
Это я и нам не надо славы.
Мне и тем, плывущим рядом.
Нам бы жить — и вся награда.
Но нельзя.
Внезапно наступила полная тишина. Тойво подумал, что оглох, или умер. Но где-то робко запели птички, а боль все также продолжала жечь и руку, и ногу, и бок, и даже голову. Он лежал лицом вниз, не в состоянии ни повернуться, ни хотя бы перекатиться в какое-нибудь скрытное место. И сознание его не покидало.
— Молодец, Тойска! Еще парочку завалил! — тот же знакомый голос. — Ты пули подпиливал, что ли?
А он действительно нанес ножом на конце каждого патрона крест-накрест надпилы, чтобы при попадании в тело пулю разворачивало розочкой, круша вокруг все. Типа «дум-дум» времен колониальных войн в Индии.
— Сейчас будем двигаться, придется потерпеть.
Тойво не придал никакого значения этим словам. Как двигаться — летать, что ли? Но кто-то ухватил его за плечи и поволок. Это было больно. Да что там — это было очень больно! Хотелось застонать, но не хотелось открывать рот. Он замычал.
Вероятно, все-таки в какой-то момент Антикайнен отключился, потому что без всякого перехода обнаружил себя посреди камышей на чем-то плавучем. Лодка! Откуда? Оттуда. А кто правит? Паромщик Харон, что трудится на мертвой реке Стикс. Он перевозит только тех умерших, чьи кости покоятся в могиле, получает за это плату — навлон — и это дорога в один конец. Тойво беспокойно зашевелился, отчего боль зажгла свой костер еще пуще.
— Ты потерпи, Тойска, — сказал кто-то. — Потом будем с ранами твоими разбираться. Пока же надо убраться отсюда.
Нет, это не Харон. Тот, старый грязный в рубищах никогда не разговаривает. Его борода развевается по ветру, он рулит одним веслом, а рядом души умерших стенают и плачут. Здесь может плакать только он. Персональный рейс Харона — слишком жирно. Так что жив пока Красный финн.
— Я, вообще, случайно на лодке в поселке оказался. В магазин надумал зайти, — проговорил лодочник — «нехарон». — А там все закрыто, людей нет, два патрульных меня сразу срисовали, обступили и допрос по всей строгости учинили. Один спрашивает, другой бьет по ногам и лицу.
Весла в руках гребца работали мерно, создавая успокаивающий фон: «щщек» — входили в воду, «апп» — выходили, «уй» — говорили уключины, «шш» — шелестел по борту камыш.
— Единственно, что понял: ловят беглого чухонца — «чушка белоглазого». Я почему-то сразу про тебя подумал. Пока объяснял этим патрульным, что я не при делах, стрельба началась. Те двое сразу на задворки удрали, типа — засаду организовали. Ну, а я обратным путем пошел на звук.
«Щщек, апп, уй, шш». Но до чего же знакома речь и, вообще, манера. Тойво силился открыть глаза, но как-то не очень получалось.
—
