миссиях. Но обычно речь шла об отдельных жертвах, а ему полагалось лишиться всей группы, причем сильной! Кейн понимал, насколько подозрительно это выглядит. Поэтому, когда он заметил в Эдмаре нужную способность договариваться, он решился на смену плана.
Он до сих пор не был уверен, что поступил правильно – и что не убьет их чуть позже. Братья были прекрасно покладистыми и напрочь лишенными сожалений, однако ума им остро недоставало. Эдмар же пока оставался отличным союзником, но Кейн признавал, что пацан способен стать конкурентом, когда повзрослеет. Поэтому жизнь им была дарована лишь на Эребе, далеко наперед Кейн не загадывал.
Ему бы убраться сначала с этой планеты! На Эребе ему было неспокойно, и не только из-за недавних событий или бушующей прямо над станцией бури. Инстинкты предупреждали Кейна о чем-то, но он никак не мог понять, о чем. Компьютер не сигнализировал об опасности, мутанты оставались заперты в зале с «Лисицей». Кейн не отказался бы даже посмотреть на них, чтобы убедиться в этом, но кто-то из малолеток успел отключить видеонаблюдение перед смертью, а идти туда лично инструктор не собирался. Все было спокойно, на станции хватало его союзников. Что вообще могло пойти не так?
И все-таки что-то пошло. Сначала затерялись в техническом зале Третий и Четвертый. Первому полагалось вернуть их – а он тоже пропал. Кейн пытался почувствовать их на расстоянии, хоть кого-то из них, однако натыкался на холодную пустоту.
Видео тоже ничего не проясняло. Камеры показывали, что технический зал чист, бассейн с кислотой пуст, оборудование не работает, ничего там не происходит. И все же… Кейн не мог избавиться от мысли, что беда не только снаружи – она внутри.
Его попытки отправить туда гражданских с камерами прямой передачи ни к чему не привели. Инженеры, работавшие на его нанимателя, держались вместе и не подчинялись ему, а угрожать им Кейн не решился – он не знал их роль в организации. Он подумывал запустить в ту зону робота, но все же отказался от этой идеи. Робота легко обмануть, нужно идти лично. Легионер он или нет?
Решив, что если это какой-то розыгрыш малолеток, он им шеи свернет, Кейн покинул свою комнату. От того, что он наконец-то принял решение, стало чуть легче – и не более. Инстинкты все еще вопили об угрозе, напряжение не отпускало.
Он понял, что все плохо, когда приблизился к техническому этажу – и услышал крик. Это был голос Эдмара, но Кейн едва узнал его. Звуки, разлетавшиеся по этажу, были уже не похожи на мольбу о помощи, в них сквозило что-то животное, первобытное – последний вой умирающего зверя. Кейн не представлял, что нужно, чтобы довести молодого легионера с потенциалом минимум на топ-50 до такого состояния.
Но сейчас ему предстояло узнать. Кейн подавил желание сбежать, это было глупо. Там звучал пока только голос Эдмара, возможно, произошел несчастный случай, все не так уж плохо… А даже если нападавший есть, разумнее атаковать его, пока он отвлечен на нынешнюю жертву.
С этой мыслью Кейн направился к залу – и застыл на пороге. Потому что перед ним развернулось то, что можно было описать разве что архаичным словом «чертовщина».
Взгляд сразу же приковывал к себе Эдмар, извивающийся на полу. Он лежал рядом с сосудом, полным мутной жижи, и Кейн понятия не имел, как это объяснить, да и не интересовался пока. Кислота точно не имела к его группе отношения, а вот судьба Первого – более чем. Эдмар был ранен, но не сильно – порезы, ссадины… смешные травмы для легионера! Они не могли не то что навредить ему, даже с ног свалить, и все равно он почему-то не вставал.
Он делал хуже! Раны давно затянулись бы, если бы Эдмар позволил им, но он, не переставая кричать, истязал сам себя. Он обратил пальцы в когти и бил себя по шее, по голове, по крупным артериям… Казалось, он готов сделать что угодно, лишь бы потерять сознание – или умереть. Кейн чувствовал: его ученик дошел до того уровня страдания, когда даже смерть кажется заветным избавлением.
Но… почему? Эдмар был здесь один, его никто не бил, всю боль он причинял себе сам. Его глаза были открыты, однако он точно видел не свое нынешнее окружение. Он был охвачен абсолютным, непробиваемым ужасом, к которому оказался просто не готов.
Кейн не решился подойти к нему – боялся, что эта дрянь перекинется на него. Но обратиться к кадету он все-таки осмелился:
– Эдмар! Ты меня слышишь?
– Не слышит, – донеслось со стороны. – По-моему, это и так понятно.
Оказалось, что в зале они с Эдмаром были не одни. Чуть поодаль, на массивных трубах, сидел кадет, которого Кейн здесь прежде не видел. По крайней мере, так ему показалось сначала… Потом он присмотрелся повнимательней – и все-таки узнал, хотя разум до последнего отказывался принимать, что такое вообще возможно.
– Шестой? – прошептал он.
– Во плоти, – кивнул кадет. – Правда, немного изменившейся, но все же.
Кое-что начало проясняться. Кейн пока не представлял, как этот калека выжил – и определенно вылечился. Может, под воздействием шока? Допустимый вариант, такое иногда случалось, стресс стабилизировал мутацию. Хотя это не объясняло, почему Шестой стал отдаленно похож на Вторую, но… тут дело могло быть в сентиментальности, Кейн прекрасно знал, что эти двое много времени проводили вместе.
Сейчас важно было не это. Кейн просматривал личные дела своих учеников, помнил не все подробности, однако основные моменты для себя отмечал. Например, то, что Шестой обладал вторичной способностью к телепатии. Но эту способность признали несущественной: из-за неполной мутации дар то проявлялся, то исчезал, Шестой не мог толком контролировать его. Поэтому обучать пацана не стали и даже запретили ему пользоваться этой силой.
Судя по тому, что творилось теперь с Эдмаром, запрет он нарушил.
– Что ты сделал с ним? – холодно спросил Кейн.
Шестой спрыгнул с труб и подошел к извивающемуся на полу, совершенно обезумевшему от страдания Эдмару. Кейн пытался вспомнить его настоящее имя, но никак не мог… да и много что о нем вспомнить не мог. Похоже, этот паршивец уже успел покопаться в его памяти!
Но сам Шестой о нем пока не говорил, он остановился возле воющего Эдмара, а тот даже не видел его.
– Я? Ничего особенного, – пояснил Шестой. – Я всего лишь передал ему то, что забрал в свое время у Эви. Боль ее уничтоженного тела. Ее страх. Осознание приближающейся смерти. Смотри-ка, как интересно получилось… Он обрек ее на это, не особо задумываясь. Да, он чуток посомневался – это я тоже знаю. Но в решающий момент он запер дверь, понимая, к чему приговаривает нас всех. А когда ему самому пришлось столкнуться с неизбежностью умирания, посмотри, во что он превратился.
– Она наверняка не страдала так долго!
– Она вообще не должна была страдать. Но – да, я закольцевал ее ощущения и эмоции. Теперь он испытывает их снова и снова.
Эдмар, не слышавший их, в этот момент пытался выдавить собственные глаза, лишь бы не видеть те образы, которые Шестой вытащил из сознания умирающей девушки.
– Прекрати это, – поморщился Кейн.
– Пожалуй, ему действительно хватит.
Серые глаза устремились на Кейна и смотрели только на него. Удерживая инструктора этим цепким, слишком взрослым для кадета взглядом, Шестой одним резким ударом ноги раздробил череп Эдмара на части, прекращая и страдания, и жизнь Первого номера.
– Остался только я? – усмехнулся инструктор. Он не видел смерть Третьего и Четвертого, но уже о многом догадывался.
– Да. Остался только ты.
– И что теперь? Проберешься и мне в голову?
– Нет, – задумчиво ответил Шестой. – Я ничего толком не планировал, но решения приходят сами собой. Ему я должен был передать одно послание от Эви. Тебе – другое.
Кейн снова и снова напоминал себе, что перед ним всего лишь мальчишка. Сколько там ему лет? Семнадцать, восемнадцать? Нет, кажется, вообще шестнадцать… Сопляк, который мог лишь сдавать теоретические экзамены, вчерашний калека, облепленный медицинским клеем. Что он может, зачем его бояться?
А страх все равно был, Кейну удавалось лишь подавить его – но не истребить в своей душе до конца.
Чуть легче стало, когда он понял, что Шестой действительно не собирается использовать против него телепатию. Мальчишка намеревался драться с ним – просто драться, это же было хорошо! Никогда в жизни кадет не победит опытного инструктора, все скоро закончится…
Но оказалось, что Шестой не допустил ту наивную ошибку, на которую так надеялся Кейн. Пацан действительно дрался без телепатии, и в его движениях действительно оставалась неловкая неопытность ученика, только-только покинувшего академию. Однако нашлось у него и преимущество, которое меняло все.
Он просто был сильнее.
Кейн, впервые почувствовав это, сначала не поверил себе. Решил, что это он ударил неудачно, что пацану повезло… Однако не было никакого везения. Даже те удары, которые Шестой пропускал, он выдерживал с удивительной стойкостью. Если он бил сам, то так, что Кейну не всегда удавалось удержаться на ногах.
Мальчишка дрался не как человек даже, как машина. Может, не самая совершенная,
