Аденон, стоял за всем происходящим. И сейчас, принимая перепуганные решения под влиянием того, что насмотрелся в этом гребаном, долбаном Верхнем мире, я делал все только хуже. У меня есть два варианта действий: пойти к Спарку и вместе с его парнями выступить против С. П. Д. – и тогда погибнут люди. Или убежать и спрятаться… – и тогда тоже погибнут люди.
Безнадежный расклад. «Проиграть» против «проиграть». И проиграть не только игру – потерять друзей.
Нет, решил я. Так дело не пойдет.
Так. На хрен. Дело. Не. Пойдет.
Мысль о том, что мои могут пострадать, выдернула меня из мрачняка, в котором я мариновался, и даже поставила на ноги. Должен быть третий вариант. Такой, в котором все, включая меня, вернутся сегодня домой целыми и невредимыми – и даже сохранив душу. Самообман, ясное дело. Иллюзии. Ложный оптимизм. Но чтобы хоть на что-то надеяться, остается думать либо так, либо никак. Если я в одно рыло создал эту ситуацию, значит, мне ее и исправлять.
Только я лично знал и Ди, и Спарка, и только они, командиры, могли отозвать с поля битвы своих людей. Да, шансы достучаться до них ничтожно малы, но у меня их все же больше, чем у кого угодно другого в известной человеку вселенной. И если Верхний мир и показал мне что-то реально полезное, так это что существует некая версия сегодняшнего вечера, в которой я могу найти Ди и Спарка в одном и том же месте – возле Пекхэмской библиотеки.
Отправляясь в Нарм, я рисковал всем. Даже думать об этом было страшно. Но риск не пойти туда ощущался как полные вилы.
Нет, ничего суперменского я о себе не воображал. Плевать мне на геройство – я просто не мог вынести ситуации, где кого-то убивали. Любая из их жизней, чья угодно, стоила того, чтобы «держать удар».
Меня всегда учили, что люди типа Ди и Спарка, которые вечно с мечом куда-то ходят, заслуживают того, чтобы от меча и погибнуть. Но я-то знал их обоих. И ни один из них никаких мечей себе никогда не просил. Все мы росли с одним и тем же вечным выбором: либо выживи, либо сдохни. Должен же быть еще какой-то! Наверняка какая-то часть Ди никогда не хотела становиться гопником… и какая-то часть Резни не отказалась бы вернуться назад во времени и не дать маме вообще познакомиться с отчимом, на которого ему потом придется напасть.
Сердце заколотилось быстро-быстро. Может быть, это и есть тот инсайт, который способен изменить все?
Может быть – ну, может же, правда, чем черт не шутит? – я смогу предложить им что-то в обмен на согласие сложить оружие: другое будущее, лучшее будущее. Для этого мне надо поверить, что мы живем во вселенной, достаточно великодушной, чтобы хоть иногда разрешать нам исправлять собственные ошибки. В мире, где действует первый тип путешествий во времени, о котором говорила Надья. Но одной верой тут не обойтись – мне нужно заставить это сбыться. А это означало понять, как попасть обратно, в Верхний мир… или, еще того лучше, притащить Верхний мир сюда и снова использовать ту силу, которую он дал мне в столовой.
Может сработать, сказал я себе, созерцая раскинувшиеся перед мысленным взором новые ветки возможностей. Должно сработать. Я даже как-то весь выпрямился. Цель – реально большое дело. Все, о чем я парился целый год в Пенни-Хилл, теперь представлялось сущим тщеславием. Даже исключение больше меня не заботило. Только не по сравнению с нашими жизнями.
Я схватил со стола телефон. В этом новом, почти беззаботном состоянии все равно оставалось еще одно дело, которое надо было сделать… слова, которые я слишком часто оставлял про себя – а их стоило наконец сказать.
Эссо:
Прости, мам. Я тебя люблю.
Мне все еще было больно за то, что я ей наговорил во время той нашей перепалки. Но после прошедшего с тех пор дня – вот этого самого дня – все стало гораздо яснее, понятнее. Она всегда, всю дорогу делала лучшее, что могла, – как и я. Она надрывалась каждую ночь на работе ради меня. Готовила для меня, молилась за меня, убиралась после меня… Ну ладно, убирался я в основном сам, но факт оставался фактом: у меня была лучшая на свете мама. Все те жертвы, которые она приносила ради моего лучшего будущего, могли никогда и не окупиться, но в благодарность за все это я хотя бы мог сделать одну эту вещь – на тот случай, если сегодня придется откланяться… Я мог дать ей знать, что вижу ее. И хотя сказанные ею слова жалили адски, даже они сейчас выглядели по-другому. Я, возможно, сейчас стремительно качусь в пропасть – совсем как отец, – и если не найду выход как можно скорее, дело кончится моей смертью – тоже как у него. Может, она отдала мне его тетрадку, чтобы я лучше понял сделанный им выбор. И мог лучше сделать свой собственный. В сотый раз на дню я пожалел, что этот дневник сейчас не со мной и не может помочь.
И секунды не прошло, как ма уже названивала мне – как пить дать, воображение не на шутку разгулялось, пытаясь представить, что за жуткая ситуация могла заставить ее непутевого, единственного сына-хулигана написать такое. Трубку я, естественно, не взял: пользы от нее все равно будет мало, одни слезы и крики.
А мне надо додумать и выполнить план.
Я вышел из паба и потопал в ночь.
И больше не оглядывался.
Глава 24
Риа. 15 лет спустя
Участок со всех сторон окружала лужайка, а сам дом уныло торчал посередине. Окна – какие забиты, а какие разбиты. Из высокой травы на меня глазела лиса – гадала небось, какого черта я тут делаю… какого черта тут вообще кто-то делает.
А я в свою очередь глазела на скамейку прямо перед собой. На зеленую скамейку с единственного маминого фото. Вот тут она и стояла, посреди сада психиатрической лечебницы Святого апостола Иуды. Все как доктор Эссо и говорил.
Я отважилась ему поверить. Теперь я видела сама.
И вот увидеть ее так – это изменило все. Ни в одной из моих грез мама не ощущалась такой близкой. Даже стоя тут средь бела дня, с открытыми глазами, я слышала, как она зовет меня по имени – тем же тихим голосом, каким говорила во сне каждую ночь.
Она все еще была где-то здесь… просила поверить в нее, найти ее. Должна была быть. Я сунула руку в карман – убедиться, что замызганный конверт с обратным адресом доктора Эссо никуда не делся за последние пять минут с тех
