"котика", иначе немудрено и полноценным светочем стать!
Моя жизнь щедра на интересные повороты, однако!
— Ещё вопросы?..
Я вымела из углов остатки своих мыслей.
— Как Миир связан с хорасанским амулетом?..
После паузы мою ладонь неожиданно сжали и потянули за собой.
26
— Буфет?..
Включать свет Темногорский не стал, ограничился своими искрами. Отодвинув стул, он предложил мне присесть.
— Поговорим тут. В кабинете у меня нехорошие ассоциации с тобой. К тому же, я зверски хочу есть, а Ленар что-нибудь да оставляет.
— Заботится!.. — потянула я ядовито. Темногорский в ответ зажёг небольшую печку и поставил на неё сковородку с чайником.
— Скорее, отрабатывает жалование. Хочешь торт?.. Шоколад, клубника — Орехов говорил, что ты такой любишь.
— Давай! — у меня аж глаза загорелись. Лёша только хмыкнул. Ему досталась сковородка с картофельным рагу, а мне тортик и чай.
— Ну выкладывай, — подбодрил он, уничтожая еду. Видимо, действительно был голоден. — Чего ты накрутила в своих облаках за эти дни?
Он обращал внимания на мои "облака"?.. Я думала, Темногорский про меня забыл.
— Ничего особенного, — честно призналась, — меня смущает хорасанский амулет. Я допускаю, что хорасаны подкупили кого-то из театра, но Лёша, напрямую с хорасанами связан один человек. Это ты.
Не переставая жевать, он выгнул бровь. Бедняга.
— Смотри, по сцене нас расставляет Ясинский. В теории, декорация могла упасть на голову любому. Мы могли репетировать другую сцену, в том числе, с Мииром. Такое чувство, что просто нужны были жертвы. Если в ход пустили хорасанский амулет, а ты воевал с хорасанами… То убийства в театре — это убийство твоей репутации, Лёш. Мы разменные монеты! На месте Прасковьи, как и на месте жертвы декорации, мог быть кто угодно!
Темногорский не отреагировал, но судя по вспыхнувшим глазам, мысли про хорасан у него были.
— Любопытная версия. Но ты упускаешь, что кто-то пронёс в театр амулет и отдал Прасковье ядовитые конфеты. Хорошо, а что с Береникой?
Я пожала плечами, облизывая ложку. Лёша неотрывно следил за этим хулиганством. Растрёпанный, взбудораженный директор, поедающий рагу со сковородки — это точно не из моего мира.
— По логике, если мы имеем дело с хорасанами, то объектов для мести у нас двое. Беренику убили до твоего появления в столице, не в театре. Либо конфеты — всего лишь подражание, либо… Верданский.
— Чего?! — ну вот, всё-таки оторвала его от еды.
— Это звучит по-идиотски, я понимаю! Но хорасанам вы мстили вместе с Елизаром. Теоретически, если смерть Береники нельзя связать с тобой, то возможно, удар был направлен на Верданского. Ник же почему-то уверен, что Миир её не убивал!
Лёша насмешливо покачал головой… и резко перестал улыбаться.
— Стоп. Береника у нас ведь бывшая крепостная, так?.. Помнится, в газете написали полный бред про убийство, никто её не душил, ударили по голове. Если бы не кексы, смерть вообще бы сошла за несчастный случай. Но что если кексы… — он глубоко задумался. Эй! Мне тоже хочется узнать!
— Вставай! — приказал он, в две ложки прикончив рагу. — Пойдём!
— Куда?!
— Я в свой кабинет, а ты ждёшь внизу. Потом едем к Нику. Будем раскалывать этот орешек.
— Раскалывать Ника?.. — усомнилась я, убирая посуду в мойку. — Он даже про Марьяну молчит как партизан!..
Надо помыть. Иначе утром Ленар нам устроит. Если она из тайной канцелярии, то лучше не рисковать.
— Знаешь что?.. — прошептали мне прямо на ушко. — Когда я исполню свой долг перед империей, я увезу тебя к тёплому морю. В тихих теплых краях всегда кипят страсти. Я открою детективное бюро и возьму тебя в долю, прекрасная птица Сирин!..
Посуду я мыла с глупой улыбкой на губах.
* * *
Бал Сирени я не упустила бы даже при желании, но проснувшись утром, я не поверила, что этот день настал. Беляна нарисовалась в восемь часов — неотвратимо, как злой рок необходимой подготовки. Пока меня мыли, расчёсывали, наряжали, я лишь устало зевала. Первый бал в моей жизни не вызывал никаких счастливых чувств. Шелли расчихался от пудры — он, бедный, потерял меня спросонья и прибежал аккурат к макияжу.
Лис ходил за мной по пятам. Странная преданность, но я не жаловалась. После переезда мамы в покои князя Снежана, мне было ужасно одиноко. Да, я вернулась во дворец Верданских. Собственно, вернулась в тот же день — Лёша доставил меня к порогу на своей карете. Сказал, что нельзя бросать семью без объяснений.
"Семья" была взвинчена. Елизар уехал к театру, но опять меня не нашёл, а мама ругалась сквозь слёзы. Я извинилась перед ней, дядей и князем, и сообщила, могу съехать из дворца. Но князь Снежан запротестовал, заявив, что молодой барышне опасно жить одной. Моя связь с театром больше потрясла дядю, но и он великодушно простил нам с мамой все грехи.
Елизар же… изменился. Я видела, как он морщится при слове: "театр", только старший Верданский извинился (!) и начал за мной ухаживать! Смягчал голос, соглашался… Я даже обратилась к князю Снежану за советом, не понимая, какая муха укусила его сына. Тот лишь разулыбался. Мол, Ель банально испугался, что потеряет меня.
— Он не умеет выражать чувства, Сена, — вздохнул князь, — вернее, разучился. Его бы согрело любящее женское сердце, но после Эш-Арен он сам отталкивает от себя людей. Я понимаю, до Еля тяжело достучаться, но дай ему шанс.
В душе у меня стало гадко. Если до поцелуев с Темногорским я была честна с Елизаром, то сейчас… Я не хотела такой лжи! Пусть мы больше не целовались, но наши объятия, вальс в пустом театре и разговоры никуда не делись.
Конечно, мама не могла не заметить моего состояния. Они с Шелли недовольно оценили мой тусклый вид, который не оживляло ни дорогое платье, ни румяна.
— Хватит! — зло прорычала маменька, ослепительная в бордовом платье. — Я сегодня же пойду к Снежану и скажу, что ты как кошка влюбилась в своего директора! Сена, на тебя
