в казну? Обменяют на вино и будут месяц пьянствовать. Прибудем в Уаст, отдай ожерелье ювелиру. Он его почистит. Потом, – Рамзес задумался. – Это женское украшении. Подари Мелине, – нашелся он. – Все помрут от зависти. Представляешь, она будет носить ожерелье самой Нефер-Нефру-Йот!
– Но я нашел его в проклятом месте.
– Ну и что? – махнул рукой Рамзес. – В храме Амуна положи его на алтарь, да обкури благовониями. Это же вещь самой Нефер-Нефру-Йот! – все не мог успокоиться Рамзес. – Хармхаб заставил сбить все надписи об Эхнейоте, уничтожить документы, связанные с его правлением, предал забвению дочерей Эхнейота, сослав их в храм Изиды в пустыню, но он не разрешил трогать ничего, что связано с Нефер-Нефру-Йот. Говорят, она была немыслимо красивой. К тому же боги, помимо красоты, наделили ее живым умом. Думаю, Хармхаб любил ее, поэтому решил сохранить память о прекрасной правительнице.
В надвигающихся сумерках отплыли от набережной и направились к западному берегу.
– А все-таки город красивый, – вздохнул Элиль. – Не похож он на другие города: все улицы широкие, и нет бедных домов.
– Представляешь, если перенести его отсюда, куда-нибудь в плодородные долины низовья Хапи, – мечтательно предположил Рамзес. – Столько каменных блоков! Столько колонн! А плиты какие ровные! Поставить такой город на пересечении торговых путей, где-нибудь под Хутуаретом. Он будет процветать тысячи разливов.
– В тебе заговорил грамотный строитель, – усмехнулся Мерикар.
Отряд колесниц прибыл в Уаст, когда дыхание Сета уже достигло плодородных долин, и пыльными вихрями врывалось в город. Жара и песчаный ветер не давал высунуться на улицах. Люди спасались от духоты в домах или в садах. Животные старались быть поближе к воде. Даже высокие пальмы, обожавшие солнце, казалось, изнывали от жары.
Рамзес, попрощавшись с друзьями, направился в Дом Ликования. Элиль пересел в колесницу Мерикара. В доме Птахмоза их встретили радостно, как героев. Воины так же в долгу не остались и всем домочадцам поднесли подарки: матери, братьям, сестрам. Мерикар, обняв мать, сразу же поспешил к себе в дом, где его ждала молодая супруга. Птахмоза самого не оказалось в Уасте. Глава семейства находился с посольством далеко на севере.
Элиль очень расстроился, когда узнал, что Мелину не отпустили из Дома Солнцеподобной. Девушки, отданные на воспитание во дворец правительницы, готовили танцы к празднику в честь богини Хатхор. Мелина, как и все воспитанницы, принимала участие в торжестве. Почему-то он ужасно соскучился по Мелине. Всю дорогу безумно хотелось ее увидеть. Приехал, а девочку не отпускают. Досадно! Даже в груди заныло. Элиль направился к Дому Ликования. Решил найти Рамзеса. Может, он что-нибудь придумает.
После долгих упрашиваний, бородатый стражник – шердан, согласился позвать Рамзеса, но предупредил: в следующий раз Элиль будет должен ему кувшин хорошего пива. Рамзес выбежал довольный, умытый, румяный. Новенькие сандалии поскрипывали на ногах. Набедренная повязка сияла белизной.
– Что-нибудь случилось? – переполошился он, взглянув в мрачное лицо друга.
– Мелину не отпустили, – горестно ответил Элиль.
– А-а! – протянул многозначительно Рамзес. – Они к празднику готовятся. Хочешь, я с ма… то есть, с Солнцеподобной поговорю. Меня не пустят на женскую половину дворца. Не положено – я уже взрослый. Придется ждать, когда она прибудет к ужину в Дом Ликования.
– Сможешь? – с надеждой спросил Элиль.
– Смогу, но позже, – согласился Рамзес. – Сейчас она не примет. Все – эта подготовка к празднику Хатхор. Ты ел? – он внимательно посмотрел на Элиля.
– Немного. Жарко. Есть не хочется.
– Пойдем! – Рамзес решительно схватил друга за руку и потащил во дворец.
Одним обедом не обошлось. Слуги Рамзеса тут же схватили Элиля, раздели и окунули в базальтовую купель с ароматной водой. Натерли тело мелким песком и – опять в купель. После смазали с ног до головы пахучим маслом, расписали лицо.
– Терпи! – извиняясь, призывал Рамзес. – К правительнице тебя неумытого не пустят.
Хочешь, не хочешь, а рот сам открывается, когда перед тобой поставят аппетитную чечевичную похлебку с кусочками жареной дичи. Пшеничные лепешки прямо из печи. Молоко холодное и жирное.
– Я, как возвращаюсь издалека, так никак наесться не могу, – признался Рамзес, набивая рот мясом. – Вроде, пузо полное, походишь немного, и опять жрать хочется. Дня через два проходит.
– Спасибо за хлеб, – поблагодарил Элиль, еле выбираясь из-за стола.
– Пойдем по городу погуляем, – предложил Рамзес. – Вечереет. Сейчас жара спадет и ветер утихнет. Время пролетит незаметно. Солнце сядет, попросимся к правительнице.
– Пошли, – согласился Элиль.
Город встретил их, залитыми ярким солнцем, белыми улицами. Старики на корточках сидели в тени раскидистых сикомор. Собаки валялись тут же, высунув розовые языки. Прошли неугомонные жрецы в грубых льняных шенти, босые, подвывая гимн и собирая пожертвование для храма.
Рамзес потянул носом воздух и блаженно закатил глаза.
– Свежими пирожками пахнет! – простонал он, громко сглатывая слюну.
– Ты только что ел, – удивился Элиль.
– Но, это же пахнет из самой лучшей пекарни Хатора. Такие сладости, как делает он, даже у поваров из Дома Ликования не получаются.
Они спустились по улице кожевников, затем повернули по проулку мастеров папируса и вышли к кварталу пекарей. Аромат стоял такой, что голова кружилась. Резко пахло бродившим ржаным тестом. К нему примешивался сладкий тягучий запах горячего меда, важный и томный дух пшеничной выпечки на молочной закваске. А поджаренные орехи на соке сладкого тростника! Разве с чем-нибудь можно спутать? Примешивалась вонь горелого жира, но она нисколько не портила букет запахов.
От пекарни дохнуло жаром, не хуже чем из пустыни. Внутри низкого обширного строения все двигалось, стучало и шипело. Пухлый, но живой человек, перепачканный в муке, кричал подросткам – подмастерьям:
– Лентяи! Несите быстро сюда два бедета65 ячменя ит и один бедет пшеничного зерна сут. Да пошевеливайтесь! Едите вы, как молодые бегемоты, а двигаетесь, словно старые мулы.
– Здоровья и силы, сладкий Хатор, – поклонился упитанному мастеру Рамзес.
– Пусть помнят о тебе Боги, – нисколько не обиделся хлебопек на прозвище «сладкий», – Никак Рамзес пожаловал ко мне в пекарню! Пирожков захотел? Твой безрукий повар таких готовить не умеет. – Он расплылся в довольной улыбке. – Чем будешь платить? Говорят, ты из похода. Командовал отрядом колесниц.
– Ерунда, – скромно махнул рукой Рамзес, но сам зарделся от гордости. – Так, кочевников разогнали. Разреши поработать, – попросил он. – Тем и расплачусь.
– Давай! – согласился хлебопек. – Нынче вечером много хлеба понадобится на праздник. У меня уже целый список заказов.
Элиль с Рамзесом облачились в льняные грубые передники и вошли в душную пекарню. Посредине стояла большая каменная ступа, высотой по пояс. Двое мускулистых юношей большими деревянными пестами толкли в ступе зерно. Пот покрывал их тела, но они без устали поднимали и с силой опускали
