Книга Небесное чудовище - Яся Белая

Увидев меня, Бесовка поднимается и усмехается:

– Пришла, значит.

– А ты ждала, значит, – вторю в тон ей.

– Конечно, – отвечает она, – рано или поздно тебе бы потребовались именно мои ответы. И раз уж ты здесь, то наверняка догадываешься, каков мой истинный облик?

Киваю.

Бесовка проводит рукой возле своего лица, и черты становятся величественнее и строже. А потом она поднимает на меня взгляд, и я вижу, как стремительно выцветает и светлеет ее радужка. О том, каким будет настоящий оттенок ее глаз, догадываюсь до того, как они окончательно меняются.

Изумрудно-зеленые. Как и следовало ожидать.

Я напряженно вглядываюсь в ее лицо, пытаясь рассмотреть знакомые черты. Я не видела Чжэнь Цянцян тысячу лет. Моя память сильно пострадала – я едва ли могу восстановить облик многих ранее хорошо знакомых мне существ, но могу сказать точно: передо мной не сладкая маленькая наложница Наследного Принца.

– Разочарована, что я не она? – говорит, и голос ее льется, воркует, обволакивает. У птиц-зарянок всегда были очень красивые голоса.

Пожимаю плечами и хмыкаю:

– Я же не Линь Вэйюань. Он бы, наверное, расстроился. Но что-то общее у вас с его Розочкой определенно есть.

Моя собеседница улыбается.

– Еще бы, я ведь, можно сказать, ее праматерь. Она была последней принцессой нашего племени, а я – первой. Но в жилах у нас течет одна кровь, оттого и общие черты. Принцесса Ченгуан Куифен к вашим услугам, Великая Богиня. – Она чуть склоняет голову, будто признавая мою власть.

Да, птицы-зарянки сами решили выбрать меня своей богиней, поэтому сейчас она – подданная, вверяющая судьбу своей госпоже. Я беру ее за руку и веду вглубь камеры – пока нам еще рано уходить. Ответы я должна получить здесь, где нет любопытных ушей и можно поговорить спокойно.

– Присядем. – Указываю на выступ в стене, который можно использовать как скамейку.

Она опускается рядом со мной.

– Так все представление с госпожой Чжао ты устроила лишь для того, чтобы мы обе оказались здесь, в Небесном Царстве?

– Конечно, – улыбается Ченгуан Куифен. – Только мне была нужна не маленькая запуганная Ю из деревни Бамбукового Ветра, а великая Дайюй Цзиньхуа в полной своей силе. Лишь так я могла привести в исполнение то, чего жажду с момента Первого Искажения…

– Значит, – складываю имеющиеся факты, – и староста, и бедняга Вэй Тянь…

Она кривит красивый рот в горькой усмешке.

– Они были пешками в моей игре. Необходимыми жертвами, потому что моя цель оправдывает все эти средства.

– И в чем же она, твоя цель? – мое любопытство звенит, как перетянутая струна гуциня.

– Узнаешь в свое время, – мягко усмехается Ченгуан Куифен. – Ты ведь пришла не за этим.

– И за этим тоже, – сразу даю понять. – Но ты права, давай по порядку. Песнь Души… Почему она так важна для птиц-зарянок?

Взгляд первой принцессы становится печальным, подергивается поволокой тоски.

– Потому что исполнить ее можно было лишь раз в жизни. В момент наивысшего счастья, когда хочется петь о своей любви на весь мир. – Она тяжело вздыхает. – Мы ведь однолюбы, образуем пару на всю жизнь. И если в паре погибает один, то другой теряет крылья. Буквально. Больше не может летать.

– Но ты парила над деревней Бамбукового Ветра и в Зале Пяти Стихий тоже, – я недоумеваю.

– Это черная магия. Дурная сила. И единственная, которую я могу использовать.

– Значит, твой возлюбленный погиб? – догадываюсь я.

– Не просто возлюбленный – мой король, моя душа! Тот, с кем я должна была делить трон и вечность. О, его Песнь была так прекрасна! – Изумрудные глаза наполняются болью и слезами. – Она до сих пор звенит у меня вот здесь.

Первая принцесса прикладывает руку к центру груди.

– Почему же ее запретили, раз она была так хороша? – удивляюсь я.

– Потому что в момент исполнения Песни Души мы, птицы-зарянки, очень уязвимы и беззащитны. Нас легко убить даже низшему божку. Ты ведь знаешь, что представителей моего племени убивали из-за глаз?

Вспоминаю рассказ дядюшки Жу, и меня вновь передергивает.

– И твоего короля… его тоже так убили? – с ужасом понимаю я.

– Да. Он поднялся в небо, чтобы исполнить для меня Песнь Души. Мы только поженились и провели вместе чудесную брачную ночь… Счастье переполняло нас, выплескивалось, о нем хотелось кричать. И мой Гуанли запел. Мир ликовал и сиял вокруг него! Я кружилась рядом в танце. А потом… Стрела Света. Она ударила его прямо в сердце… Пронзила насквозь! Он захлебнулся кровью на высокой ноте… Полетел вниз…

Ее руки, что я держу в своих, холодны и дрожат. Глаза полны слез, но ни одна не срывается с длинных ресниц. Она держит в себе всю боль. Все невероятное горе.

– Я мчалась за ним, я спрятала его в световое яйцо, чтобы исцелить… – продолжает Ченгуан Куифен. – Кричала его имя, умоляла не покидать меня… Но ничего не помогло. Любимый растворился, рассыпался золотыми искрами. Лишь два сияющих изумруда упали на землю. Я схватила их, прижала к сердцу. Дрожала, плакала, целовала камни, как целовала накануне ночью губы своего короля. Как он целовал меня. Гуанли… Шептала я. Как же так, Гуанли?.. И тут явились охотники. Те твари, что отняли у меня не просто любовь – саму жизнь! Они окружили меня и потребовали отдать драгоценности. Но разве я могла? Это же все, что осталось от моего мужа! Будь я в прежней силе, от них бы одни ошметки разлетелись по углам! Но в тот момент, когда не стало моего Гуанли, я лишилась крыльев и могущества. Низшим божкам я не могла противопоставить ничего, кроме слез и мольбы. Но разве горе женщины может тронуть тех, кто убил ее возлюбленного, чтобы сделать украшение из его глаз?

Ченгуан Куифен замолкает на мгновение, тяжело дыша, сжимает кулаки и продолжает:

– Они избили меня, унизили, растоптали. Отняли мою драгоценность и бросили умирать. Но я выжила. Им назло. Всем небесным, что допускают подобное, назло. И я возжелала силы – темной, губящей, любой… Лишь бы иметь возможность отомстить, а потом – изменить все. Наверное, в тот момент и случилось Первое Искажение. Должно быть, тогда Создатель уронил свою Кисть. Или это я создала нечто полностью лишенное света, голодное и жадное. Черную дыру, способную сожрать все. Уничтожить. Поглотить. Я породила ее, как дитя, из своего горя и гнева, из