Он придвинулся ближе и ей почудилось на выдохе: «Видит Бог, я пытался…» Да нет, послышалось, скорее всего.
Костя уложил ее себе на грудь и накрыл своим пледом.
От его тела исходило тепло, которое вмиг окутало от кончиков пальцев ног до макушки. Оля вдруг поняла, что ей некуда девать руки. Осторожно положила руку ему на грудь и замерла, ощутив, как гулко стучит сердце прямо ей в ладонь.
— Это я виноват, столько жути нагнал… — Аверин говорил с закрытыми глазами, но его расслабленность казалась обманчивой. — Что тебя так впечатлило, Оленька?
— Я никогда не могла подумать, что ты однолюб, Костя, — призналась она, — я думала, ты просто бабник.
Он растянул губы в улыбке, и Оля приподняла голову.
— Да, Костя, да, самый обыкновенный бабник. А ты, оказывается, всю жизнь любил одну женщину, — она лукавила даже перед собой, и конечно ей хотелось услышать совсем другое.
— Я тоже думал, что однолюб, — кивнул с закрытыми глазами Костя, и надежды с грохотом обвалились, как мартовские сосульки с крыши. — Но однажды… Однажды меня привезли в больницу с большой дырой в груди. И когда я лежал на каталке перед операционной, увидел девушку. У нее были большие глаза, очень красивые и грустные. Они так поразили меня, что я не заметил, как девушка вытащила мое сердце, а дыру заштопала. Очень аккуратно заштопала.
Оля слушала, затаив дыхание, а Костя сильнее прижимал ее к груди и гладил спутанные волосы. Его движения становились все резче и напряженнее.
— Я не знаю, зачем оно ей понадобилось. У меня не самая удачная модификация, да и само оно не в лучшем виде. Изношенное, потрепанное, с рубцами и шрамами, такое… непривлекательное. Но оно мое, и оно живое. Не знаю, где она держит его. Только где бы я ни был, меня тянет туда, где бьется мое сердце. К ней.
— Костя… — прошептала она в полном смятении, но он прервал ее, вжав голову себе в плечо.
— Так где же ты держишь его, милая? Ты ведь его не выбросила?
— Нет… — прошептала она, как зачарованная.
— Знаю, иначе меня давно бы уже не было на свете. Может, ты носишь его в сумочке? Или положила в коробку и затолкала на самую дальнюю полку, как ненужный хлам? Признавайся.
Он обхватил ее лицо и приблизил к себе, руки напряглись, дыхание со свистом вырывалось сквозь сжатые зубы.
— Костя, — повторила она ошеломленно, глядя ему в глаза.
Черные-черные, с застывшими бликами догорающего огня. Зрачки совсем съели радужку, они и ее готовы были поглотить. Всю, без остатка. Внезапно Оля обнаружила, что между ними больше нет преграды из толстого пледа, и она всем телом прижимается к телу Аверина. Горячему даже через рубашку и брюки.
Жар стремительно заползал под кожу, растекался по венам. Казалось, вокруг все плывет от него, и воздух в легких тоже стремительно нагревается.
Костя дышал ей в губы, их лица едва соприкасались, но она чувствовала, что внутри него бушует настоящий пожар. И если не снять рубашку, то огонь, вырвавшись наружу, испепелит ее в одно мгновение.
— Ты делаешь только то, что хочешь, — одними губами сказал он. Она сглотнула.
— Мы еще не обсудили детали контракта. Разве ты не помнишь?
— Нет, — он уже нависал над ней, терся щекой о ее лицо и дышал над ухом, — я обо всем забыл. С тобой так всегда. Я так хочу тебя, Оля, я так устал без тебя… Хочу так, чтобы не помнить, ничего не помнить, только тебя, только с тобой. Без контрактов… Мы потом все решим, потом…
Упирался локтями, пальцами зарывался в волосы, придерживая затылок. Терся висками о щеки, ловил губами губы, целовал лицо и снова накрывал ее рот своим.
— Как же я задолбался без тебя, моя милая, нежная девочка…
Она обнимала его за талию, гладила спину и каждой клеточкой кожи хотела почувствовать его тепло. Без мешающей ткани, без надоевших преград.
— Ты сказал, — задыхаясь от желания, она все же смогла отодвинуться, — что мы параллельные, а они… не пересекаются.
— Не пересекаются, — согласился он, переводя дыхание, и убрал с ее лица прядь волос, — но, если их двигать навстречу друг другу, в плоскости или в пространстве, не важно, однажды они совпадут в каждой точке. Тогда все точки будут общими, Оля, они совпадут по всей длине, до бесконечности, понимаешь?
— Да, — прошептала и потянулась к нему губами, — да, понимаю…
Платье само куда-то делось. А она так долго не могла застегнуть молнию, когда одевалась… Брюки тоже исчезли. Дольше всего снимали рубашку — у Оли дрожали пальцы, когда расстегивали пуговицы.
Хоть рассудок был на грани, она все-таки вспомнила о защите. В себе Оля была уверена, но вот в нем….
— Ничего не надо, — хрипло выдохнул Костя, подминая ее обратно под себя, — у меня никого не было после тебя.
— Как это? — она попыталась из-под него выглянуть. — Не может быть…
— Может, Оля…
Тяжелое тело вдавило в пол, и казалось, они действительно слились в каждой точке. Губы в губы, пальцы переплетены. И больше проникнуть друг в друга невозможно.
А главное, они сливались там, где заканчивались тела и начиналось сбитое дыхание, капли пота на висках, хриплые крики и стоны, горячий шепот и цветные точки в глазах.
— Вместе, Оля, — отозвалось на краю подсознания, и она впилась ногтями в тугие мышцы спины.
Глава 27Костя положил в очаг два больших полена и вернулся под плед.
— Я уже замерзла без тебя, — пожаловалась Оля, прижимаясь к твердому прессу.
— Все, все, я вернулся. Иди сюда, — он обвил ее руками и зарылся лицом в волосы. — Пальчики холодные, правда замерзла?
Оля кивнула и спрятала руки у него на груди. Костя подоткнул вокруг нее плед и прижал к себе.
Было удивительно приятно вот так лежать, согретой теплом горячего мужского тела. И еще непонятно, как они столько времени могли обходиться друг без друга?
Второй раз Костя любил ее нежно, медленно, доводя до полного изнеможения. Она даже ругаться с ним пробовала. А он так явно показывал, как наслаждается и получает от всего удовольствие, что ее разбирало еще больше, чем его смелые и умелые ласки.
Олю изумляло, насколько ей, помешанной на стерильности и удобстве, было сейчас наплевать на отсутствие привычных гигиенических условий. Вот совсем наплевать. Судя по расслабленному и удовлетворенному лицу Аверина, его это волновало еще меньше.
Ладно в юности, но они оба взрослые люди, избалованные достатком и комфортом. А сейчас им с головой хватало бумажных салфеток и огня, куда те можно выбросить.
Оля поцеловала упругие мышцы груди. Костя поймал ее руку и прижал ладонью к своей щеке. Сначала коснулся губами, потом потерся с блаженным видом, прикрыв глаза. И внутри снова начало растекаться тепло.
