Когда я иду из океана, я это говорю, они очень недовольные и думают, они хотят спасти радио и сказать своим, где самолет падает. Потом я снова иду в океан, я иду в самолет через дыру в рукаве. Я вижу своими глазами мертвый авиатор и полковник тоже, и я плыву бегом, кричу сильно под водой. Рыбы едят их, и я вижу, рыбы едят их у кости, и я вижу вещи в самолете, они могут быть хорошие нам, но нет радио, но не могу больше дышать. Тогда я сильно плыву вверх, и когда я на пляже, из меня идет обратно еда, я всегда вижу рыбы вместе на теле несчастных врагов и долго не могу ничего говорить. Потом я только говорю, что полковник и авиатор мертвые, и нет радио. Тогда Дик и Билл третий раз говорят и просят идти в самолет, Дик рисует на песке, где радио, и я снова плыву. Я вижу своими глазами все аппараты самолета и можно брать радио, наверно, надо плавать три раза. Но я думаю быстро и разумно, конечно, все относительно, и моя мысль – не надо помогать врагам говорить своим, где они.
Потом я говорю Дику и Биллу, что радио вместе с другими аппаратами и что я не могу брать, пусть даже плыву в океан столько раз, как волос на голове. Тогда они говорят: «Дерьмо», они недовольные и хотят идти в бунгало и думать, как тащить из воды самолет. Правда, что они думают только про есть и спать, и спорить из-за маленьких вещей, и брать меня с радостью, и жизнь идет так и падает дождь. Я, Иоко, не хочу говорить плохие вещи никому, но много раз вижу – люди с Запада имеют длинный нос и короткое терпение. Дуешь из рта, а им страшно от ветра, и они делают не так, как хотят делать раньше. Потом знаю один, упрямый, как осел.
Другие дни и ночи мы сидим в доме, ходим под дождь, только когда просит живот. И один раз Дик видит своими глазами ящик с зажимами под домом. Он тогда шутит и говорит Биллу Красные волосы идти на террасу, он сильно хочет меня. Они два уже берут меня, Иоко, и я делаю недовольное лицо, но Дика люблю больше, он не большой, и тело мягкое, и аромат лучше, а Билл меня берет сильно и не уважает мое тело. Тогда Дик говорит мне хорошие приятные вещи, и я тоже хочу. Он снимает мою рубашку и штаны, тащит на циновку и делает приятные вещи, но очень сильно и долго, этот секрет он знает в Борнео в плохом доме, и когда он делает мне эти вещи, мне не стыдно, и я кричу и двигаю тело, но вы, наверно, знаете, молчу. Нужно семь зажимов для белья.
Потом приходит Билл, и он очень злой на товарища, потому что слышал, как я довольно кричу. Я говорю, а он поднимает плечи и говорит, что я «мерзавка» и «японская блядь». Тут Дик говорит:
– Не надо обижать Йоко, она хорошая с тобой, когда ты плачешь и хочешь засунуть везде твою дубину.
А Билл говорит:
– Хочешь знать, в какое место я ее кладу? В ее японскую задницу, да, и глубоко, он выходит через рот, а ты можешь его сосать!
Тогда Дик бьет его в голову сжатой рукой, потом они в драке, а я кричу им «Стоп!».
Неприятно, но Билл больше сильный, Дик в крови на полу. Тогда Билл говорит:
– Бедный сын бляди, хочешь смотреть, как я могу входить в зад твоей гейши?
Он сильно бросает меня на колени и держит плечи, и хочет так меня брать, как делает раньше.
Но теперь он должен делать меня мертвой, чтобы брать, и я кричу, злая, и плачу:
– Горе тебе и твоей семье, и всем британским!
Тогда ему стыдно, я могу встать и мыть бедного Дика. Потом они не говорят слово друг другу, а я, Иоко, когда Красные волосы сзади меня близко, я говорю:
– Да, давай, иди в мой рот, у меня сильные зубы.
Тогда Билл недовольный на террасе, но не берет меня теперь, я решила.
И вот день без дождя, они двое идут из дома на песок, я делаю еду и слышу их злые голоса. Я иду на лестницу, говорю не надо драки, но лицо у них строгое и без света, они бегают на песке, смотрят друг на друга и держат нож, и не слушают Иоко. Они хотят делать один мертвый, я кричу, потом плачу на лестнице, не хочу смотреть своими глазами, не хочу их быть мертвый, главное, Дик, он не так сильный, а потом Дик мертвый, а Билл в крови, нож в его животе.
Все время, когда Билл живой, он со мной на песке и я прошу духов острова, пусть он живет, уже много мертвых, и надо теперь быть с нами добрые. Им плохая жизнь, когда мы живем здесь. Билл долго у меня в руках, ночь черная и дождь падает, и потом он говорит:
– Несчастливая Иоко, так хорошая ко мне, а я так плохой к ней. И несчастливый товарищ мой, он мертвый теперь из-за моих плохих мыслей, как Христос простит меня?
А я, Йоко, качаю тихо его голову в своих руках и зову Христоса и говорю простить его, мы далеко от матери, только война плохая, но дождь очень громко падает, и Христос не слушает меня, не знаю.
В день потом не могу делать похороны двух товарищей австралийцев, кладу их под песок для защиты их тела, потом долго плачу думаю про их лица и ругаю Иоко, надо дать Биллу удовольствие со мной, и он тогда не злой.
И вот еще один день, и дождь уже не сильный, я делаю огонь и похороны. Ночью готово, но я холодная и больная. И потом я много дней больная. Иногда я своими глазами вижу Иоширо, Кенжи или Нагиса, самый молодой, и я говорю: «Простите», что надо ждать еду, говорю, я встаю. А иногда тоже я вижу своими глазами Иоко на острове, лежит в доме, слушает дождь, мне страшно я могу так стать мертвая, еда идет назад из меня, и грязь идет из моего пустого живота. Я не мертвая, потом я знаю, что я теперь никогда не мертвая, никогда!
Это конец моей истории на острове.
Когда приходит сезон без дождей, я рада и иду на песке и вся без одежды, под солнцем и мою тело в большом океане. Я беру рыбы, крабы и ракушки для еды, делаю бамбук пустой, как Кимура, убрать следы драки и дать воду, чтобы пить, в дом. Везде много воды, чтобы пить, я делаю дороги для воды в месте для риса Кимура, и делаю два запаса в парашюте австралийцев.
Так я работаю, чтобы не думать, что я одна много недель, солнце жжет и птицы кричат в джунглях. Иногда я иду в джунгли с автоматом, но мне страшно, что духи недовольные от шума, и я делаю ловушки для зверей. Я мою каждый день бунгало очень сильно, хочу ждать, чтобы мои японцы идут здесь и сильно благодарят за мою работу. И я рисую их куском дерева из огня на белой бумаге, как видит моя память, я плачу, как дура, и вода на бумаге. И я вяжу цветы в короны, иду на конец желтых камней и бросаю их в большой океан прославить моих мертвых любовников.
И вот приходит день, большой океан выбирает его дать мою новую судьбу. Я стою на желтых камнях в рубашке Дика, закрываю глаза и клоню лицо, вызываю духи, и вот слышу шум и поворачиваю голову. Я вижу своими глазами вещи двигаются в воде к пляжу, они далеко, и я не знаю, что это. Через скоро я внизу камней и вижу плывут двое, один впереди и более лучше плывет. Тогда я думаю, что автомат на террасе в доме и надо бежать его брать, пока я вижу – двое свои или враги.
Так я делаю. Скажу правду, я бегаю быстро, как японка, я высокая. Несчастливо, что до бунгало много шагов и первый плывун более быстро и близко. Он усталый, но встает, и я вижу своими глазами, это женщина из Запада, и она идет в дом. Я думаю, как дура. Я бегу не прямо брать ружье на террасе, иду в сторону к краю джунглей, пусть видят меня своими глазами. Я всегда себя ругаю за эту дурость. Я потом бегу еще, и женщина идет смело, падает на пляже, потом встает и идет к лестнице. Другой плавун – мужчина, он без силы и идет на песке коленями и руками. И я бегу и смотрю его, а женщина берет автомат и падает на кресло Иоширо, и я вижу, для меня нет ружья, и я бросаю мое тело в траву прятаться.
