Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
Затем Ларрен переходит к очередной теме – как подается мое дело в печати. Он расспрашивает присяжных, что они узнали из газет. Тем, кто затрудняется ответить, он советует заглянуть в сегодняшнюю «Трибюн», поместившую на первой полосе статью о начале суда. Существует масса способов уклониться от заседательских обязанностей. Можно просто не откликнуться на повестку. Можно найти какую-нибудь отговорку – например сказать, что не читаешь газет. Но большинство пришедших готовы, как видно, просиживать долгие часы в помещении, хотя на дворе еще лето, и слышали новости. Через полчаса Ларрен вдруг неожиданно заявляет, что газетчики, в сущности, ничего не знают о процессе, поскольку в прессе ни слова не говорится о доказательствах. Он отпускает шестерых, которые заявили, что верят газетам. Да и остальных задели осколки информационного взрыва, который устроил Нико.
Ближе к полудню начинается опрос претендентов на заседательское кресло относительно их семейного положения, рода занятий и прочих биографических данных. Эта процедура затягивается на целый день и захватывает следующее утро. Ларрен вникает во все подробности их жизни, обвинители и адвокаты тоже не дремлют. Запрещены только вопросы, относящиеся к текущему судебному делу, зато вопросы личного характера сыплются градом, и единственное, что сдерживает их любопытство, это боязнь обидеть человека. Какие телевизионные программы вы смотрите? Какие читаете газеты? Являетесь ли вы членом какой-нибудь организации? Работают ли ваши дети? Кто ведет записи расходов в доме – муж или жена? Эта изощренная психологическая игра ведется для того, чтобы установить, кто из присяжных склонен встать на вашу точку зрения. Специальные консультанты выкачивают из юристов сотни тысяч, строя прогнозы, но такие адвокаты, как Стерн, руководствуются собственным опытом и чутьем.
Чтобы отобрать подходящих присяжных, нужно продумать тактику ведения дела. Стерн молчит на этот счет, однако и без слов ясно, что он не намерен выставлять свидетелей со стороны защиты, а постарается свести на нет аргументы обвинения. Поначалу я не следовал его советам, и это убедило его в том, что я не сумею дать весомые показания в свою пользу. Конечно, последнее слово остается за мной, однако Стерн будет строить защиту так, чтобы я увидел, что выступать свидетелем в собственном деле мне нет необходимости.
Лидия Макдугал и некоторые знакомые судьи согласились охарактеризовать меня в суде как человека. Стерн также спросил, нет ли у меня соседей, которые могли бы засвидетельствовать мою добропорядочность. Его цель – посеять разумные сомнения в достоверности доказательств, представленных обвинением. Если все пойдет так, как он рассчитывает, меня оправдают. Поэтому нам нужны заседатели, которые не вынесут вердикт о виновности только на основании подозрений. В этом смысле заседатели помоложе предпочтительнее пожилых. У них более трезвый взгляд на отношения между мужчиной и женщиной – эта тема неизбежно всплывет в ходе слушания.
С другой стороны, пожилые более уважительно относятся к моим прежним заслугам и вообще к моей репутации. Однако какие бы умные планы ни строили обвиняемый и его адвокаты, в конечном счете он приходит на заседание исполненный решимости произвести хорошее впечатление, особенно на тех заседателей, которые ему нравятся, с которыми можно найти общий язык.
На следующее утро между Стерном, Кемпом и мной возникают разногласия из-за некоторых кандидатур, которые рассматриваются группами по четыре человека. Стерн просит Барбару подойти к нашему столу – посоветоваться. Барбара подходит, кладет мне руку на плечо, но своего мнения не высказывает. Темно-синий костюм, шляпка в тон, сдерживаемая скорбь и достоинство в лице – держится не хуже вдов братьев Кеннеди. Стерн делает ей комплимент. Вечером она скажет мне, как галантен Сэнди. Галантность тут ни при чем, возражу я; он хочет, чтобы присяжные с самого начала видели мою жену верной подругой, не бросившей мужа в трудную минуту. В двадцатом веке прислушиваются к мнению женщин.
Десять претендентов мы отводим безо всяких объяснений – у нас есть такое право. Обвинение таким же образом отсеивает шестерых. Нико отбирает преимущественно выходцев из Латинской Америки и Испании – все, разумеется, католики. Мы же, не сговариваясь, отпускаем по домам граждан итальянского происхождения.
В полдень отбор присяжных заседателей заканчивается. Я доволен составом этого судебного органа. В основном это сравнительно молодые люди, многие из них – одинокие. Женщина-фармацевт под тридцать, молодая бухгалтерша из брокерской конторы, двадцатишестилетний бригадир сборщиков на конвейере, еще один парень такого же возраста – старший официант в ресторане при одной из городских гостиниц, подрабатывающий ремонтом компьютеров мужчина, приятная негритяночка – аудитор страховой компании, учительница-разведенка, преподаватель музыки, вышедший в прошлом году на пенсию, автомеханик средних лет, стажерка-менеджер, пожилая медицинская сестра и продавщица косметики из магазина Мортона. Девять белых, трое черных. Семь женщин, пятеро мужчин. Кроме того, Ларрен оставляет еще четверых запасных присяжных на случай, если кто-нибудь из двенадцати заболеет или не сможет присутствовать на заседаниях по какой-либо другой причине.
Мы проходим в зал заседаний без десяти два. Предварительные процедуры позади. Начинается слушание самого дела. Атмосфера такая же, как вчера утром. В воздухе снова «запахло кровью». Голоса становятся громче, от волнения багровеют лица. Народ жаждет зрелища.
Мы с Кемпом выходим в коридор, где столпились недовольные зеваки, которым не хватило места в зале.
– Я хочу сказать тебе кое-что, – говорит Джейми. Он явился сегодня почти неузнаваемым: строгий темный костюм в синюю полоску, купленный в Нью-Хейвене в знаменитом магазине Дж. Пресса, и укороченные на добрых пять сантиметров волосы. Кемп – красивый мужчина, мог бы податься в Голливуд вместо юриспруденции. Из его рассказов я понял, что он прилично зарабатывал игрой на гитаре. Но он почему-то предпочел торчать целые дни в конторе, разбираться в уголовщине, до полуночи просиживать со Стерном и мной.
– Знаешь, ты мне нравишься, – говорит он.
– Ты мне тоже.
– И я искренне надеюсь, что ты выпутаешься из этой передряги. Я этого никогда клиентам не говорил, правда. Обязательно выпутаешься.
За два года через руки Джейми вряд ли прошло много клиентов, так что его слова нельзя принять как обоснованный прогноз, но я все равно тронут. Кладу ему руку на плечо и благодарю. Он не сказал, что я невиновен, нет. Доказательства против меня весьма весомые. Если растолкать его ночью и, спящего, спросить, виновен ли я, он, вероятно, скажет, что, ей-богу, не знает.
Из зала суда выходит Стерн. Вид у него франтоватый. Воротник белоснежной, без единой складочки рубашки упирается в порозовевшие от волнения щеки. Ему предстоит произнести вступительное слово в самом серьезном, может быть, процессе всей его жизни. Меня охватывает профессиональная зависть. Я ни разу не подумал о том, как интересно было бы вести такое дело, как мое. Даже громкий процесс, известный под названием «Дело девяти „Ангелов“», когда мы с Реймондом выдвинули обвинения сразу двадцати трем ответчикам, по сложности, пожалуй, уступает моему. Вести крупное запутанное дело – все равно что трогать оголенный провод, или гнать на бешеной скорости на мотоцикле, или преодолевать труднодоступную крутизну в горах. Я с грустью думаю о своей погубленной карьере.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
