Книга Презумпция невиновности - Скотт Туроу

– Народ штата против Рожата Сабича, – объявляет Эрнестина, секретарь суда у Ларрена Литла, строгая черная женщина ростом под метр восемьдесят. – Встать, суд идет!

Ничто не похоже на первый день судебного процесса по делу об убийстве. Восход солнца над ареной в Древнем Риме. Христиане будут сражаться против львов. В воздухе уже чувствуется запах крови. Скамьи забиты зрителями до предела. Четыре ряда журналистов, на переднем – пять художников. На складных стульях вдоль задней стены разместились служащие суда, которые обычно не присутствуют на заседаниях. По обе стороны судейского помоста стоят вооруженные ради такого случая судебные приставы. Отовсюду доносится шепот. Собравшиеся ждут начала «представления».

Входит Ларрен Литл. Все встают. Эрнестина объявляет:

– Внимание, Верховный суд округа Киндл открывает заседание. Председательствует достопочтенный Ларрен Литл. Боже, спаси Соединенные Штаты и высокий суд.

Эрнестина ударяет молотком по столу, все садятся, она объявляет начало слушания. Стерн, Кемп, Мольто, Нико и я подходим к подиуму, на котором восседает гладко выбритый и причесанный судья Литл. Сегодня 18 августа. С момента выдвижения обвинения против меня прошло без двух дней два месяца.

– Итак, готовы ли мы позвать присяжных? – говорит Ларрен.

– Ваша честь, – обращается к нему Кемп, – есть несколько проблем, которые желательно решить сейчас.

Стерн поручил Кемпу улаживать процедурные вопросы, причем тогда, когда заседание идет без присяжных. В их присутствии будет говорить сам Сэнди.

Эрнестина звонит в приемную узнать, явились ли вызванные повестками граждане, из которых отберут присяжных.

– Ваша честь, – продолжает Джейми, – как вы и постановили, обвинение дало защите возможность ознакомиться с вещественными доказательствами, имеющими отношение к делу, – за одним-единственным исключением. Мы до сих пор не видели стакан, упомянутый в соответствующем перечне.

Стерн проинструктировал Кемпа поднять этот вопрос не только ради нашего интереса к этой вещи. Он дает судье понять, что обвинение увиливает от ответственности.

Ларрен явно недоволен.

– Что вы на это скажете, мистер дель Ла-Гуарди?

Нико не знает, что сказать. Он смотрит на Мольто.

– Ваша честь, – говорит тот, – мы сделаем это после заседания.

– После сегодняшнего заседания, – уточняет Ларрен.

– Кроме того, – продолжает Кемп, – вы не приняли решение по нашему заявлению об отводе мистера Мольто.

– Да, пока не принял. Я жду, как будет реагировать обвинительная сторона. Мистер дель Ла-Гуарди, вам слово.

Томми и Нико обмениваются взглядами. Они, разумеется, уже решили, как будут действовать.

– Ваша честь, обвинение не намерено вызывать мистера Мольто в качестве свидетеля, – говорит Нико. – Поэтому мы считаем, что ходатайство защиты должно быть отклонено.

Стерн делает шаг вперед и просит позволения высказаться.

– Правильно ли я понимаю, ваша честь, что мистер Мольто не будет выступать свидетелем ни при каких обстоятельствах и отказывается от своих предварительных показаний?

– Вы правильно понимаете, – подтверждает Ларрен. – Я хочу, чтобы все было ясно с самого начала. Мистер дель Ла-Гуарди, надеюсь, что по ходу дела я не услышу от вас, что вы не ожидали того, не ожидали другого, так?

– Так, – говорит Нико.

– Отлично. Я отклоняю ходатайство защиты при условии, что на данном процессе он не выступит свидетелем.

Эрнестина что-то шепчет на ухо Ларрену. Тот кивает.

В зал входят семьдесят пять человек. Двенадцать из них будут решать мою судьбу. Самые обыкновенные простые люди. Вполне можно было бы обойтись без анкет и повесток, а просто собрать семьдесят пять прохожих, попавшихся на улице. Шестнадцать человек Эрнестина просит занять места на стульях для присяжных, остальных размещают в первых четырех рядах на стороне обвинения, откуда приставы удалили зрителей. Те, ворча, становятся друг за другом в проходе.

Ларрен излагает приглашенным суть дела, которое будет слушаться. Он повидал великое множество присяжных и умеет настроить так, что те сразу проникаются симпатией к нему – высокому красивому черному, немного лукавому, немного смешному, но при всем том неизменно вызывающему невольное уважение.

Поведение Ларрена на этом этапе судебного процесса более всего отвечает интересам защиты. Его слова, обращенные к присяжным, доходят до глубины души. Вы должны исходить из того, говорит он, что ответчик невиновен, невиновен и все. Это называется презумпцией невиновности. Вы обязаны думать, что мистер Сабич никого не убивал.

– Прошу прощения, сэр. Да-да, вы, в первом ряду. Как ваша фамилия?

– Михалович.

– Скажите, мистер Михалович, мистер Сабич совершил преступление, в котором его обвиняют?

У Михаловича, плотного мужчины средних лет, на коленях лежит сложенная газета.

– Откуда мне знать?

– Спасибо, мистер Михалович. Леди и джентльмены, позвольте мне еще раз напомнить вам, из чего мы должны исходить. Из того, что мистер Сабич невиновен. Это говорю я, судья. Мне нужно, чтобы вы на заседании посмотрели на него и сказали себе: этот человек никому не причинил никакого вреда.

Ларрен продолжает в том же духе – говорит о том, что обвинение обязано представить неоспоримые доказательства вины подсудимого, и о том, что он имеет право не отвечать на вопросы. Потом обращается к сухопарой седовласой даме в отрезном платье спортивного покроя, сидящей рядом с Михаловичем:

– Мэм, как вы думаете, невиновный должен говорить, что он невиновен?

Дама смущенно трогает ворот платья. Она видела, как попал впросак ее сосед. Но судье надо говорит правду.

– Думаю, что да.

– Естественно, что вы так думаете. Но проблема в том, что он не обязан этого делать. Это право дает ему Конституция Соединенных Штатов Америки. Согласие войти в состав присяжных означает, что вы обещаете не требовать объяснений от подсудимого. Иначе мистер Сабич и его адвокат мистер Стерн могут сослаться на соответствующую статью Конституции. Люди, которые писали Конституцию, подразумевали: «Да благословит вас Бог, сэр, да благословит вас Бог, мистер Сабич. Вы не обязаны ничего объяснять. Это обвинение обязано доказать вашу вину».

Я всегда считал такие речи Ларрена высокопарными и затянутыми, но на Нико и Мольто они сейчас сильно подействовали, особенно на Нико. Он похудел за последнее время, под глазами появились темные мешки. Неимоверно трудно за три недели подготовить такое крупное дело, да и текущие вопросы в прокуратуре отнимают много времени. Кроме того, он слишком многое поставил на карту. Осветил себя «солнцем», как называют телевизионщики мощные юпитеры, и как бы объявил городу и миру о своих намерениях далеко пойти. Если он проиграет этот процесс, то потеряет авторитет в прокуратуре, и тогда не видать ему как своих ушей кресла мэра. Его карьера висит на волоске. Моя же после всей этой шумихи кончена раз и навсегда.