восстанавливал их редкими днями, проведенными в постели в полнейшей прострации. Но такой эпизодический отдых уже долгое время был ему недоступен, а последние месяцы он провел больным на ногах, пока очередной приступ лихорадки не свалил его окончательно.
Его штаб-квартира в Роттердаме не отличалась удобствами. Вильгельм занимал шумную комнату на первом этаже, стены которой из покрытого лаком дерева отражали палящий зной. Мы не знаем, догадывался ли кто-нибудь открывать окна, впрочем, в условиях застоявшейся летней жары это не имело бы большого значения. Чтобы охладить помещение, на пол клали ветки с зелеными листьями и сбрызгивали их холодной водой. Один или два раза, пока слуги перестилали его постель, Вильгельм терял сознание от одной лишь попытки сесть. Лихорадка усиливалась, интервалы между приступами становились короче, сами приступы – все более изнуряющими, а встревоженные доктора тщетно пытались облегчить их с помощью кровопусканий, которые лишали больного последних сил. Он не мог спать ни днем ни ночью, лишь время от времени забывался на несколько минут. Венцом всех мучений Вильгельма была жажда. При той знойной жаре ему не могли предложить ничего холодного, а с учетом того, что вода всегда таила в себе опасность, его поили вином. Вильгельм не мог ничего есть, по крайней мере, ничего, что ему предлагали.
В этот момент в Роттердам из Алкмаара привезли Петера Фореста. Он специализировался на вопросах питания и считался своего рода экспериментатором, но, что более важно, имел талант лечить таких сложных пациентов, как Вильгельм. Форест начал с того, что запретил вино, и в дальнейшем Вильгельм не пил ничего, кроме чистой воды и фруктовой кашицы. В то же время ему полагалось через небольшие интервалы съедать несколько ложек желе из красной смородины и черничного джема или творог с яичным белком. На этой щадящей диете Вильгельм сразу начал поправляться. Лихорадка ослабела, он стал лучше спать, а когда его состояние улучшилось, Форест начал восстанавливать его силы с помощью тоника собственного изобретения, состоявшего из пива, вина и сахара. Через две недели Вильгельм снова встал на ноги.
И очень вовремя. Хотя во время его болезни Поль Буйе успешно исполнял обязанности председателя Штатов, а Луи Бюссо, адмирал морских гёзов, собрал флотилию для помощи Лейдену, требовалось личное присутствие Вильгельма, поскольку тогда, в сентябре 1574 года, казалось, что, несмотря на все жертвы, спасти Лейден не удастся. В течение всего знойного лета и ветер, и прилив играли против голландцев. Вода с раздражающей медлительностью заливала обреченные пастбища Схиландии и Делфтландии, превратив Делфт в остров, переполненный бездомными беженцами. Потом она подошла к границам Райнландии, медленно, медленно подобралась к первому барьеру, построенному для предотвращения наводнений, и уперлась в его крепко сработанный фланг. Landscheiding – как называлось это сооружение – проходил через всю область и защищал Лейден от высоких приливов и возможного прорыва дамбы.
Тем временем жители Лейдена страшно голодали. Они падали замертво на улицах или, добравшись вечером до постели, больше никогда не поднимались с нее. Ситуация дошла до предела человеческих возможностей, и бургомистру поневоле пришлось удвоить скудный дневной рацион, а значит, вдвое уменьшить время, которое город мог продержаться.
11 сентября 1574 года горожане услышали отдаленные звуки выстрелов, и их сердца наполнились надеждой. Потом пять дней тишины, потом снова выстрелы, теперь громче и ближе. Потом снова тишина, потом стрельба, но с другой стороны и вспышки в ночи. В воздухе появился запах пороха, а ветер приносил частички обугленной соломы. Горожане ждали. Тем временем спасители отчаянно пытались пробиться к ним, преодолевая сопротивление испанцев и всех сил природы, которые, казалось, действовали с ними заодно. Огромная флотилия барж под командованием Бюссо вышла из Роттердама 10 сентября и чудовищной неуклюжей громадой двигалась по мелководью. Дойдя до Ландшайда, они обнаружили, что он почти не защищен. В ночь на 11 сентября опытные разведчики, посланные вперед, быстро пробили в нем брешь, обменявшись всего несколькими выстрелами с испанцами. Вода хлынула в проем, но баржи не последовали за ней, поскольку, как хорошо знали голландцы, на небольшом расстоянии от Ландшайда на возвышении проходила большая дорога Ворваг, достаточно серьезная преграда. Там Вальдес сконцентрировал свои войска, и его батареи уже дали прицельные залпы по пролому, через который должны были пройти голландцы. Бюссо понял, что не сможет одолеть врага без помощи пушек. Но разве он мог использовать тяжелую артиллерию на неустойчивых баржах? И все же нужно было попытаться. Через пять дней он был готов. Спешно доставленные из Роттердама пушки установили на самых больших баржах. От перегрузки баржи зарылись в грязь. Команды вытащили их, в чем им помогал сам Бюссо. Стоявшие на возвышении испанцы ударили по ним. Пушки Бюссо дали судорожный ответный залп, но от отдачи доски дрогнули и раскололись. Огневая позиция сбилась, и снаряды пролетели мимо. В ночь на 16 сентября мокрые от воды и пота голландцы еще копошились на своей тонущей флотилии, а испанцы по-прежнему стояли на Ворваг.
Бюссо, склонившись над картами, говорил с инженерами и теми, кто хорошо знал местность. Он больше не пытался одолеть неприступного врага с помощью лобовой атаки. Шесть дней спустя под покровом темноты и сильного дождя он пробил Ворваг на незащищенном участке намного ниже испанских позиций. Вода хлынула дальше, заливая местность по обе стороны от Ворваг и отрезая испанские аванпосты. Но Вальдес был командиром, достойным Бюссо, кроме того, он не боялся воды. Его люди могли драться по колено в воде не хуже голландцев. Он отвел аванпосты и стал ждать. Голландская флотилия тоже ждала. Сначала вода быстро ринулась вперед, заливая Райнланд на глубину в три фута, но потом, когда казалось, что все идет хорошо, ветер поменялся, и вода потекла назад с расположенных выше полей Райнланда. Измерители глубины показали шесть дюймов, впрочем, в этом не было необходимости. Баржи сели на грунт. По меньшей мере те, которым требовалось восемнадцать дюймов, чтобы держаться на плаву.
В этой тревожной ситуации 28 сентября на место прибыл Вильгельм. Он ничего не мог сделать, разве что внести в общую атмосферу некоторое спокойствие и уверенность, сам не ощущая ни того ни другого, и послать жителям Лейдена ободряющее письмо с голубиной почтой. Нарастал страх, что осажденные, не зная, как близка помощь, могли сдаться, не дождавшись ее.
Их судьба была в руках Божьих. На следующий день Вильгельм уехал в Делфт, где в окружении толп беженцев ждал новостей и молился. Церкви не пустовали ни минуты.
Наконец, 1 октября подул сильный северо-западный ветер, совпавший с высоким приливом. Это было чудо.
