по лицу, по плечам, запускала пальцы в волосы, проводила ими по затылку и шее, рисовала у самого уха символ бесконечности… Ей хотелось, чтобы дождь поскорее прекратился, чтобы разглядеть его лучше и стереть из памяти образ, который не давал ей покоя.
– Я все еще вижу тебя мертвым, – прошептала она. – Твое безжизненное лицо…
– Не надо, Биби, – прервал ее Габриэль.
Но образ был сильнее ее воли.
– Зачем ты это сделал? Зачем убил себя?
Его лицо сделалось холодным и каменным, и сейчас сходство с тем Габриэлем, которого она видела в гробу, было поразительно ярким. Робин вздрогнула и отстранилась. Вдруг стало холодно, и она обхватила себя руками, пытаясь согреться.
– А ты думаешь, я мог бы с этим жить? – процедил он сквозь зубы.
– Я не знаю… Все говорили, что это несчастный случай…
– Несчастный случай? На море? – Ему стало смешно, и он прикрыл ладонью рот, чтобы не расхохотаться в голос. – Только не со мной, Биби.
– Дейв тоже так сказал, – пробормотала Робин.
– Дейв?
– Парень из бара. Ты его знаешь, он играет на гитаре у Митча и…
– Ясно.
Она не знала, что сказать. Наверное, самое время было ему рассказать про то, что они могут все изменить, что только у тех, кто сам решил свести счеты с земной жизнью, есть возможность повернуть время вспять и вернуться.
– Все закончилось. – Габриэль по-своему понял ее смятение на лице. – Я здесь. И ты здесь. У нас есть целая бесконечность.
Робин отстранилась. Он не знал, зачем девушка пришла сюда, и даже не догадывался, что хочет ему предложить. Да она и сама уже не знала…
***
Они были вместе несколько дней, проводя почти все время на мансардном этаже. Иногда Габриэль уходил к морю, а девушка спускалась к сестре, и они болтали обо всем, пытаясь наговориться за те годы, что не виделись. Робин чувствовала, что ей надо торопиться, – время, отведенное на то, чтобы вернуться, заканчивалось, если судить по практически стертому изображению на фотографии, но до сих пор не могла решить, хочет ли этого.
Она не была тут счастлива – они не прожили вместе самый счастливый день, и вряд ли старый мансардный этаж, и этот матрас, и это бесконечное море было бы тем, что выбрала бы для себя сама девушка. Но, с другой стороны, если она вернется – сможет ли снова найти его здесь? И не будет ли слишком поздно?
– Нам надо поговорить, – наконец, решилась Робин.
Они снова были вместе на пляже и слушали крики чаек. Он лежал и улыбался, подставляя лицо несуществующему солнцу, а девушка сидела, закрывая лицо ладонью.
– Давай, – сонный разморенный голос. Может, сейчас не время?
Боясь, что так никогда и не решится, Робин вдохнула побольше воздуха и выпалила:
– Я хочу отсюда уйти. – И, немного помолчав, добавила: – С тобой.
– Уйти? В смысле – с пляжа? – Он не понял ее.
– Нет. Из… этого мира.
Габриэль нахмурился, открыл глаза, пытаясь по ее лицу понять, шутит она или нет. Поняв, что девушка говорит серьезно, он поднялся, сел рядом и уставился на нее.
– Что? Уйти из этого мира? Биби, боюсь, мы тут навсегда.
– Я… Мы можем уйти, Габриэль…
– Габриэль, – перебил он. – Когда ты называешь меня полным именем, мне становится страшно.
– И мне тоже страшно, – умоляюще смотрела на него Робин. – Но мы можем уйти. Главное – захотеть вернуться и прожить то, что не было прожито. Это было наше решение – твое и мое – и у нас есть шанс передумать.
Крики чаек становились невыносимыми, перекрикивая не только слова, но и мысли. Птицы кружили бело-черным облаком, заполоняя собой небо и закрывая несуществующее солнце.
Робин говорила и говорила. Ее слова звучали все громче, пока не переросли в крик. Это был их общий шанс на двоих начать все сначала, и девушка сама не понимала, кого пытается уговорить на этот шаг, его или себя.
***
Впервые за все время, что она провела на этом пляже, море было спокойным. Мягкие волны нежно накатывали на берег, разгоняя стайки маленьких птиц, носящихся по песку в поисках еды. Песок был горячим и сухим, но ноги увязали в нем, как будто сама природа говорила: «Останься!».
Робин приняла решение – она вернется. И от этого спокойного понимания, что скоро все закончится, пусть не навсегда, а на время, ей хотелось постоянно улыбаться, чем она бесила и свою сестру Лиану, и шесть других девушек, с которыми успела подружиться. Умилялся, глядя на нее, только Габриэль.
Она не знала, что выбрал он – уйти с ней или остаться и ждать, пока она не вернется. И, возможно, никогда не дождаться.
Сейчас его рядом не было. И к лучшему! Было время подумать про тот путь, что ей пришлось преодолеть, как ей казалось, ради него, а получилось – что ради себя самой. Ей вспоминался каждый ее шаг, каждый выбор, каждый человек, встреченный на пути: малышка Кэндис и странный старик, Кристиан, Розалин, мама, Маркус, Кайл, Дон, Меган и Саймон… Их лица мелькали калейдоскопом, вращались, перевоплощались одно в другое.
И только одного лица среди них не было.
Ее отец. Она его не встретила. То ли эта встреча была бы слишком болезненна, и Робин была к ней не готова, то ли на месте, где в ее душе должен был быть его образ, теперь зияла пустота, которую не смог до конца заполнить ни Кристиан, назвав ее Бобби и спровоцировав нанести удар, ни Дон, дав ей выплеснуть любовь прямо на бушующей магистрали.
Возможно, поэтому она еще так хотела вернуться назад, не сумев до конца прожить ту боль, которую главный мужчина в ее жизни – ее отец – оставил после себя.
Девушка опустилась на горячий песок – он обжигал и прилипал к коже, давая мимолетную защиту, – и закрыла глаза. А когда открыла, рядом сидел Габриэль и смотрел на море, словно пытаясь впитать в себя свой самый счастливый день.
– Привет. – Она улыбнулась, погладила его по щеке и положила голову на плечо. – Пришел попрощаться?
– Расскажи, как все это будет? – вместо ответа спросил он.
– Что?
– Ну… Как люди возвращаются…
– Ты… должен умереть. Покончить с собой. Сам. И довериться.
Габриэль вздрогнул и глубоко вздохнул.
Он еще помнил тот день, когда пришел на пляж в последний раз, чтобы никогда больше не вернуться на берег. По крайней мере, живым. Он долго думал над этим, сопротивлялся, пытался как-то выжить… Простить себя и отпустить весь тот ужас, через
