сильно напоминал Юру, но лица его было почти не видно… Рядом висела уже цветная, но изрядно выцветшая фотография голубоглазой девочки, видимо Юриной младшей сестры, снятая фотографом в детском саду, а ещё дальше — насупившийся пацанёнок лет шести, с почти налысо выбритой головой — сам Юра, которого сзади за плечи своими большими руками держал отец. Катю в этой фотографии поразил даже не младший Чижов (таким примерно она себе его и представляла в том возрасте), а именно его отец. Ей ещё не приходилось встречаться с ним вживую, да и на фото она видела его впервые. Немного за тридцать, в черной расстёгнутой кожаной куртке и темных джинсах, с коротко подстриженными русыми волосами, цепочкой на шее и слегка виднеющейся из-под рукава куртки наколкой на правой руке, он был типичным представителем той "братвы", которую Катя иногда случайно видела в криминальных сериалах про Петербург 90-ых. Он смотрел серьезно исподлобья, точно также как Чижов. Катю даже передернуло от этого взгляда.
"Боже, как же Юра становится похож на своего отца!…Хотелось бы только, чтобы судьба у него не получилась похожей на отцовскую… Одно радует, что уже не 90-ые…"
— А, это на первое сентября, когда Юрка в школу пошел!.. Да Вы проходите, Катерина Андреевна, садитесь. Чаю выпьем, — появилась мать Чижова в дверном проёме с заварочным чайничком в руках.
— Спасибо, но я вообще-то коротко, вот только письмо Юре оставить хотела от его классной руководительницы.
— От Татьяны Константиновны?… А она сама-то что не пришла?
— Вышла на заслуженный отдых. Вот, меня попросила… А что Юра? Его не было на выпускном…
— Так он же неделю как с бригадой своей в Выборг укатил. Там у них объект какой-то новый. Сказал, на месяц работы, но и платят хорошо. Так что он нескоро будет. Да с ним вообще что-то странное творится последний месяц — как сумасшедший в работу ударился, за любую халтуру хватается, дома не бывает. Нет, чтобы на выпускной с друзьями погулять, отдохнуть — одна работа в голове…
"Работает как сумасшедший, значит… А на меня времени нет…", — с досадой подумала Катя, разглядывая полными грусти глазами мансардные окна дома напротив сквозь тюлевые занавески.
— Я тут узнала, — продолжила мать, — что у него девушка появилась. Так вот, думается мне, это он ради неё старается. С деньгами-то у нас не очень, а девушка, известно — это расходы…
Катя удивлённо перевела взгляд с окна на мать.
— Девушка?
— Да, я случайно узнала, а самое смешное — от кого! Из него-то самого и слова не вытянешь…
Она взяла сложенное вчетверо письмо с полки серванта и надев очки продолжила:
— От участкового!…У Юры ведь закончилась условка, вот, участковый заходил попрощаться, а Юрка уже отчалил, ну он ему пару строк чирканул… А какое письмо, послушайте! Так, вот, это место: "…За последние полгода ты сильно изменился, думаю, отчасти в этом заслуга твоей девушки. Спасибо ей передавай и счастья вам. И впредь не вляпывайся куда не надо, ведь теперь тебя прикрыть никто не сможет. Меня недавно повысили, поэтому надеюсь, что мы с тобой больше никогда не увидимся, так как теперь, чтобы "ко мне попасть", нужно как минимум убить человека…". Вот. Трогательно, правда?
— Да, очень… — произнесла задумчиво Катя. Ей в переносицу вдруг стукнуло чем-то острым и на глаза накатились слезы. Пряча покрасневшие глаза, она положила конверт со справкой на край стола, — Передайте Юре, пожалуйста. А мне пора.
— Вы уже? А как же чай?
— Извините, у меня времени мало, я завтра улетаю, ещё собраться надо… — она спешно вышла в коридор и направилась к выходу. Марина поспешила за ней.
— Вы в отпуск, наверное? Хорошо Вам отдохнуть, Вы этого заслужили!
— Нет, я не в отпуск, — произнесла Катя оглянувшись в дверях, — Я домой, к родителям, в Германию. Ну, я пойду. Всего Вам доброго.
— И Вам, Катерина Андреевна.
По лестнице Катя спускалась, еле различая под ногами ступеньки сквозь застилавшие ей глаза слезы. Последняя возможность увидеться с Чижовым перед её отъездом в Германию, ничего ей не принесла кроме огорчения и разочарования. Они не увидятся с ним ещё как минимум полтора месяца!.. Но слёзы нахлынули не от горечи разлуки, а от непредвиденной радости. Потому что, как она только что узнала, Чижов пропал не просто так. Он не сомневался в ней и не игнорировал её, как казалось Кате. Он считал её своей девушкой — и даже уже намного дольше, чем она себя ей считала. И друзья его все знали об этом. И теперь только ради неё — ради её с ним будущего — он был готов не жалея себя неделями напролёт вкалывать как сумасшедший.
Глава 33
Полтора месяца в гостях у родителей казались Кате вечностью. Время тянулось неумолимо медленно, и вся ситуация сильно напоминала ей те первые месяцы после их преезда в Германию десять лет назад. Тогда не проходило и дня, чтобы она не думала о Роме, и ни ночи, чтобы она не проливала по нему слёзы в подушку. Тогда она жила одной лишь надеждой, вновь вырваться в Петербург, чтобы увидеться с ним.
Теперь всё повторялось. Ей также нетерпелось вернуться в Питер, и грустила она по Чижову не меньше, чем тогда по Роме, разве что горечь разлуки она теперь переживала по-новому — молча и без слёз. После слов Чижова, что любить — это не страдать и не плакать, она просто не могла себе это позволить. Но и вернуться раньше времени она тоже не могла. Билеты Катя купила заранее ещё в феврале — тогда она и не думала, что к лету Чижов, который на то время только-только начинал радовать её своей посещаемостью на уроках, станет её парнем. Теперь же на билет обратно на более раннюю дату у Кати просто не было средств. Учительской зарплаты весь этот год ей едва хватало на повседневные расходы, да и запасы из её немецкого прошлого были на исходе, а брать взаймы у родителей ей просто не позволяло желание доказать самой себе (да и родителям тоже), что она взрослая и финансово полностью от них
