Будем отбивать батарею. Джурай!
Мы устроили совещание прямо тут, на склоне — и выработали более-менее приемлемый план действий. Ключевым его звеном был тот самый примечательный факт, что у нас был «Максим», а у федералистов — «Максима» не было. Ну, не выделило десантному отряду от щедрот своих командование такой ценный агрегат! Предпочло укомплектовать для начала только-только формируемый флот и зуавские части. И их можно понять — поручи иностранцам и не нюхавшим пороху рекрутам ценное имущество — так ведь сопрут, потеряют или сломают!
Пришлось снова таскать тяжеленный пулемет — и на сей раз на весу. Мы с финикийцами кряхтя и пыхтя двигались во фланг, Шпак и Джурай вели риольцев на гребень. Лежачих раненых оставили в тени деревьев — под присмотром пары санитаров.
Стрелковые позиции наши ополченцы заняли прямо среди мертвых тел гертонцев… А я устроил пулемет среди вырвавшихся из-под земли корней невысокого разлапистого дерева, в естественном укрытии, на правом фланге риольцев — сбоку и чуть впереди.
Всё началось с меткого выстрела, которым кто-то из парней с розой в петлице прикончил федералиста внизу. Этот тип во френче горчичного цвета командовал перемещением орудий в сторону грунтовой дороги. Дальше стрельба разгорелась, первыми полегли те, кто был ближе к пушкам, остальные укрылись за изгородью и в постройках, или просто залегли, и, вычислив, откуда ведется огонь, начали отвечать из револьверов и винтовок.
Товарищи уполномоченные быстро пришли в себя — пинками и окриками погнали гертонцев вверх по склону. Это они умели… Внушить такой ужас, чтобы кожаной тужурки боец страшился больше, чем неприятельской пули — славная практика! Гертонцы бежали впереди, а мои, прости Господи, бывшие соотечественники выполняли роль заградотряда.
Их оказалось несколько больше, чем определил на глаз Шпак — по крайней мере, гертонцев. Люди в гражданской одежде и с синими повязками густо усеяли холм — их было человек шестьдесят, не меньше. Увидев такую силищу, наши потрепанные союзники-ополченцы сделали по нескольку выстрелов — и обратили тыл, как я и рассчитывал. Джурай пытался остановить своих подчиненных, потом отчаялся, остановился, распрямился в полный рост, сунул ствол винтовки в развилку меж ветками дерева и стрелял, стрелял до тех пор, пока в грудь ему не ударила пуля. Храбрый риолец рухнул на землю…
Очень сложно было усидеть на месте в такой момент, хотелось ринуться помочь, спасти, но… Тогда всё это, все потери и жертвы оказались бы бессмысленными!
Группа уполномоченных, державшихся друг друга, наконец оказалась на линии огня. Я припал к пулемету:
— Дава-а-а-а-ай! — отрывистый лай «Максима» заглушил собой крики раненых, хлопки винтовок, шум ветра в ветвях деревьев и гудки пароходов эскадры федералистов, которые готовились ко входу в гавань, скопившись в горловине.
* * *
На том склоне мы полегли бы все до единого, и никакой «Максим» нам бы не помог. Я недооценил врага — гертонцы быстро сообразили, откуда кинжальным огнем срезало их злобных иностранных инструкторов, и просто обошли нас, и прикончили бы, если бы не Кузьма и его четыре товарища.
Вот кто был настоящими героями. Без суеты они заминировали причал и потопили к чертовой матери целый чайный клипер «Жан-Поль», возомнивший себя рейдером. Он был битком набит зуавами — там было человек триста, не меньше. Направленный взрыв чудовищной силы, сдобренный шрапнелью из металлического хлама, найденного в Оверкилле, смел их с палубы и продырявил корабль в нескольких местах, пустив его ко дну. Правда, верхушки мачт торчали над водой, но утопающим это не помогло — преторианцы хладнокровно расстреляли всех выживших после взрыва из винтовок, патронов хватило. А потом пошли нам на помощь — наткнулись на развалины Корпса и двинулись по нашим следам.
Они пришли к месту боя на холме как раз в тот момент, когда остатки нашего отряда ополченцев, гонимые гертонцами, в панике приближались к месту убежища раненых. Свирепый рык Кузьмы и такая-то мать остановили бегущих — и риольцы вместе с преторианцами вернулись как раз в тот момент, когда мы с Адгербалами готовились быть изрешеченными пулями.
Каждому из нас досталось, никто не был целым. Мне повезло больше всех — легкое ранение вскользьпо мякоти левого плеча — это не то, что могло отвлечь меня от гашетки пулемета в тот момент. А вот как держались истекающие кровью финикийцы — этого я понять не мог. Но — держались, ровно до того момента, как противника охватила паника от атаки с тыла, которую устроили преторианцы. Федералисты подумали, что на них напали свежие силы! О, да! Пять имперцев и горстка измотанных до предела и израненных риольцев — это и были те самые свежие силы…
Но — поддавшись панике они обратили тыл, и, убегая не разбирая дороги, подставились под длинные, щедрые очереди из «Максима». Я не выпускал гашетку из рук, пока лента не кончилась, и Кузьма не похлопал меня по плечу:
— Всё, закончились супостаты. И бой закончился. И патроны. Настреляли, хватит уже… Давайте, руку перевяжу.
Если это и можно было назвать победой — то победой Пирровой. Из риольских ополченцев дай Бог, чтоб выжил каждый третий. Защищая батарею, погибли оберфельдфебель и все оставшиеся с ним преторианцы, схватившись врукопашную со своими извечными врагами — лоялистами у самых пушек. Вокруг орудий была настоящая гора из вражеских трупов, имперцы сражались, как львы! От огнестрельных ранений скончались аппенинские артиллеристы и оба моряка-арелатца. Андреас Фахнерт был контужен, его завалило какими-то обломками, и я едва нашел старого морского волка. Джурай истек кровью — мы не успели оказать ему первую помощь. Шпака тяжело ранили в самом начале перестрелки — в бедро, и ему, по-хорошему, нужен был доктор. Наш сводный отряд напоминал скорее лазарет, чем боеспособное подразделение.
* * *
Мы с Кузьмой забрались на самую высокую точку холма и осматривали окрестности.
— А там всё хреново, а? — преторианец передал мне невесть как уцелевшую подзорную трубу.
Город горел. В горловине стоял «Секрет», полыхая алым заревом парусов, и бортовыми залпами превращал Сан-Риоль в обломки. По водам бухты к порту, пыхтя и выпуская клубы дыма, двигались два небольших пароходика, поливая берег из пулеметов. В ответ им звучали редкие выстрелы.
— Твою ма-а-ать, — только и смог сказать я.
Мы нихрена не добились. Всё было тщетно. Натальские пароходы не успели.
Я оглядел нашу батарею, измученных и израненных людей, обломки некогда милой пасторальной усадьбы, а потом мой взгляд упал на гору пустых снарядных ящиков. И на три оставшихся полных.
— Кузьма, — сказал я, — А давай утопим «Секрет»?
XXI
