Может, на диване лечь? Не Гришу же туда отправлять, в самом деле…
А потом ее смяли в охапку и стали целовать.
— Гриша!
Яра попыталась отстраниться: она была зла, и ей не хотелось секса, и вообще решать проблемы через постель — за это любой психолог заживо сожрет, но Григорий держал крепко. Так что ее донесли до спальни и кинули на кровать. Матрас прогнулся и недовольно скрипнул. Григорий стянул через голову футболку и снова двинулся в наступление.
Что ж, на этот случай тоже был проверенный метод. Яра выдохнула и посмотрела ему в глаза.
— Я не хочу, — спокойно по слогам произнесла она.
В его взгляде мелькнуло разочарование, но он отстранился. Если она говорила «нет», он всегда останавливался. В отличие от нее. Она часто продолжала упрашивать.
— Мы не станем решать наши проблемы через постель, — добавила Яра, встала с кровати и направилась к шкафу. Надо было переодеться.
— Хорошо, — согласился Григорий. Он сел на кровать, уперся локтями в колени, сцепил ладони в замок и положил на них подбородок. — Давай еще поговорим. Яр, никакого развода не будет. И потом, наши дети нам этого не простят.
Яра в ужасе обернулась.
— Какие дети?
— Пока что нерожденные, — улыбнулся Григорий.
— Гриш…
— Я не говорю, что мы должны приступить к их зачатию прямо сейчас. Но ведь однажды они будут, правда?
— Гриш. Ты меня слышишь? Я говорю тебе, что нам нужно разойтись.
— Угу. И я тебе уже дал ответ. Так что давай обсудим более приятные вещи. В каком возрасте ты планируешь рожать?
До шкафа Яра не дошла. Села на пол, оперлась спиной о стену.
— Не знаю, — честно ответила она. — Но у нас ведь есть время. Может, мы все же разберемся с нашим браком, прежде чем тащить в него кого-то третьего?
— Зная тебя, мы не разберемся с ним никогда, — хмыкнул Гриша.
— Что?
— Что слышала. Твоя любовь искать причины, чтобы пострадать, меня убивает. Почему ты не хочешь ребенка? Это же здорово: у нас появится свой малыш. Будет нам агукать, будем с ним гулять, целовать и обнимать, станем ходить к нему на утренники в детский садик, потом в школу пойдет… Ну какая семья без ребенка?
— Нормальная.
— Яр, давай серьезно, почему — нет?
И она не сдержалась.
— Да потому что это мне носить! Мне рожать! Мне сидеть с ним! Мне, а не тебе, понимаешь? А тебе умиляться, играть полчаса в день и хвастаться окружающим, что ты отец.
— Вот как ты обо мне думаешь, да? — вздохнул Григорий. — А знаешь, мне всегда казалось, что Настя — идеальна, но вот смотрю я на тебя… Что вообще нужно было делать, чтобы так сильно напугать тебя идеей материнства?
Яра засмеялась. Что ж, отчасти он был прав.
— Первую лекцию о пользе предохранения мама прочла мне в шесть лет.
— Во сколько?!
— Угу. Она посчитала, что школа — это весьма опасное место для юной девочки, и лучше она сама подготовит меня к превратностям взрослой жизни. Короче, о том, что от секса бывают дети и что с этим нужно быть крайне осторожной, я узнала еще до того, как в принципе поняла, что такое секс.
— Эээ…
— Ага. Ну, и потом чем старше я становилась, тем больше она ко мне с этим приставала. То есть она никогда не говорила, что внебрачные связи — это плохо, просто просила быть очень-очень-очень осторожной. Когда мне было семнадцать, она случайно увидела у меня на экране переписку с одноклассником, чего-то там надумала и подарила мне упаковку презервативов. Это был кошмар… Ну, и орава Светозара меня всегда пугала. К нему же как не приедешь, вечно какой-нибудь младенец орет. У Несмеяны пунктик на этот счет: она считает, что в доме всегда должен быть малыш, и заявила брату, что пока ей на руки не положат первого внука, рожать не перестанет. Понятия не имею, почему Светозар ей потакает.
— Потому что она хочет?
Яра пожала плечами.
— Мало ли кто чего хочет? Мало родить, надо вырастить.
— Ну, старших сыновей Светозара я знаю, и они оба абсолютно адекватны.
— Да, но все равно… Одиннадцать детей, не перебор ли?
— Значит, для нее это очень важно.
Яра хотела возразить, а потом поняла, к чему он клонит.
— Гриш, я не говорю, что никогда не рожу. Просто сейчас я не готова.
— А я не говорю, что ты должна забеременеть прямо сегодня. Я просто спрашиваю, когда по твоему мнению ты будешь готова? Мне шестьдесят пять. Я хочу ребенка. Уж извини, что не могу выносить его сам.
Яра промолчала. В комнате повисла тишина. И она вдруг подумала: несмотря ни на что рядом с ним она все равно чувствовала себя комфортно и безопасно. Да, она могла на него злиться, он мог ее раздражать, не отвечать ее запросам, иногда ей хотелось его побить, но при всем при этом она всегда могла на него положиться. Ее бесила порой его инертность и безэмоциональность, хотелось, чтобы он тоже бурлил и рвался куда-то, но с другой стороны, когда возникала проблема, он оставался так же спокоен и невозмутим, и решал эту проблему, сохраняя холодную голову, пока сама Яра билась в истерике где-нибудь в сторонке.
Мама сказала: высеки искру заново. И может быть она была права. По статистике на седьмой-восьмой год совместной жизни приходится больше разводов, чем на остальные периоды. Потому что людям становится скучно друг с другом. Пропадает запал. Так где гарантия, что следующая искра, что вспыхнет в ее жизни — если вообще вспыхнет — тоже не погаснет? И снова начинать все сначала? Строить отношения, узнавать друг друга, притираться? Гриша терпел ее выкрутасы, иногда такие, какие бы мало кто стал терпеть. И не пытался ее переделать. Не читал нотаций. Какое право имела она диктовать ему, каким быть. Да, он мог бы наступить себе на горло и чаще выбираться с ней куда-то. Ну так и она могла бы проводить у плиты побольше времени.
Она встала, сняла одежду и кинула ее на пол — все равно стирать, забралась на постель рядом с ним, уложила его спиной на кровать и пристроилась рядом.
— Прости за то, что сказала о разводе, — попросила она. Он обнял, и она
