сделать шаг ей навстречу, но не могу, ноги будто приросли к полу. Динамик еще что-то бормочет, а мы просто смотрим друг на друга и летим в пропасть.
Маша моргает несколько раз, разрывает зрительный контакт и бежит к выходу. Отец отнимает руки от лица и бросается за ней, расталкивая зрителей. Одновременно с ним через толпу пробирается Шведов.
— Маша, стой! — кричит отец, но она уже выбегает из зала.
— Быстрее, — его догоняет Шведов, они вдвоем исчезают за дверью. И тогда меня простреливает.
Мой отец подонок, это не обсуждается. Но он не один такой, их было трое. И если Шведов здесь, то...
Я наконец-то отрываюсь от пола, у меня даже получается бежать. Но ощущения такие, будто к ногам привязаны гири.
Выскакиваю из зала — никого. Сбегаю по лестнице и этажом ниже застываю как вкопанный.
Они здесь, все трое. Точнее, четверо.
Отец, Шведов и Маша, которую локтем за шею удерживает неизвестный чел с надвинутым на лоб капюшоном. Маша беспомощно моргает, вцепившись в его локоть, явно надеясь высвободиться.
А как она высвободится, если это почти профессиональный захват? В другой руке у чела винтовка с коротким обрезанным стволом.
Чел поворачивается ко мне, и я его узнаю. Сергей Грачев, бывший спортсмен, который по заданию игры делал селфи на стройке.
— О, мажор, и ты здесь, — говорит он скрипучим голосом. — Слушайте, мне сегодня везет.
И я набираю в легкие воздух.
Глава 28.1
Маша
Он поймал меня как только я выбежала из зала. Я не успела ничего сообразить, да я на него даже внимания не обратила. Стоит на лестнице парень в капюшоне...
Сама не знаю, зачем побежала. Смалодушничала. Не могла видеть полные отчаяния глаза Никиты, какими он на меня смотрел. И только когда парень в капюшоне хватает меня за локоть, я узнаю Сергея Грачева, которого привел Каменский.
— Куда бежишь, мажорка? — спрашивает он сипло.
— Не твое дело, — пробую вывернуться, но он оказывается сильнее. Захватывает за шею локтем, и только тогда вижу в другой руке винтовку с отпиленным стволом.
— Мое, — выдыхает он мне в ухо, — я ненавижу вас, мажоров. Убивать вас хочу. Мстить.
Меня сковывает липкий животный страх. Сразу вспоминаются парни, которые устроили бойню в школе «Колумбайн».* Они тоже мстили. Нам совсем недавно рассказывали об этом на классном часе. Почему я не слушала? Как мне теперь себя вести с этим сумасшедшим?
— Сергей, я не мажорка. Я аут, — мой голос дрожит и срывается.
Так не годится. Неимоверными усилиями беру себя в руки.
Не надо показывать, что я боюсь. Нельзя скатываться в истерику. Он пришел убивать, я физически ощущаю флюиды ненависти, исходящие от Грачева. Ими пропитан вокруг весь воздух. И любое мое движение может сработать спусковым механизмом.
Нельзя этого допустить, пролетом выше полный зал людей.
— Я аут, Сережа, — повторяю, но он двигает локтем, сильнее сдавливая шею.
— Ты с Топольским путаешься, он мажор. Значит и ты как они. Ты Максу нравишься, но ты его не выбрала. Почему?
Причем тут Каменский? Воздуха не хватает, и я вцепляюсь в его локоть, чтобы хоть немного ослабить хватку.
— Мне нечем дышать, — хриплю. Вверху хлопает дверь, со ступенек доносится топот ног — по лестнице идут люди. Не идут, бегут.
На площадку влетает Никита, за ним его отец и Шведов.
Страшно так, что коленки мелко трясутся, не переставая. А Никита кажется спокойным, будто мы на прогулке.
— Серега, давай меняться, — говорит он Грачеву, — ты ее отпускаешь, а берешь в заложники меня.
— Мне плевать, я вас всех положу, мажоры драные, — бормочет Сергей, и у меня сердце снова проваливается ниже позвоночника.
Он больной. Разве здоровый человек придет в школу с оружием?
— Так она не мажорка, — Никита делает шаг, и Грачев вскидывает винтовку. Внезапно раздается голос Шведова. Тоже спокойный и ровный.
Я что, тут одна близка к истерике?
— Слышь, тезка. А давай договоримся. Ты отпускаешь девочку, даешь мне карабин, я тебя отмазываю от тюрьмы. Ты же понимаешь, что это срок, — он шагает вперед, и Грачев дергается всем телом.
— Не подходи, — угрожающе взмахивает винтовкой, опиленный ствол зависает прямо перед глазами, — я с ублюдками не договариваюсь.
Отец и сын Топольские обмениваются быстрыми взглядами. Шведов останавливается и выставляет вперед руки.
— Тихо, тихо, парень, не истери. Скажи, чего ты хочешь. У тебя же есть какие-то требования?
Грачев молчит, а потом отвечает, сплевывая сквозь зубы:
— Я хочу, чтобы они все сдохли. Все в этом лицее.
Лицо Шведова каменеет, зрачки сужаются. Он смотрит на меня в упор.
— Маша, — говорит быстро и сглатывает, — Никита тебе никто. И Андрей тоже. Я твой отец. Или я, или... Нет, я.
У меня все плывет перед глазами. Может этот сумасшедший придурок Грачев передавил мне трахею, и я теперь теряю сознание? И у меня предсмертные галлюцинации?
Сергей ослабляет захват, в его голосе слышится удивление.
— Эй, дядя, ты бредишь? Ты вообще о чем?
Пока он отвлекается на Шведова, Топольский ударом ноги выбивает карабин и рывком выдергивает меня из рук Грачева. Я с размаху влетаю в широкую грудь, больно ударившись носом. Шведов поднимает с пола оружие.
— Сдулся, тезка? — он бросается на Грачева, но тот уворачивается и впечатывается спиной в стену.
— Не дождешься, — его рука выныривает из-под толстовки, в ней зажат круглый предмет.
— Гребись, Серега, у него граната, — кричит Топольский. Шведов толкает Никиту в сторону лестницы и орет.
— Падай, Андрей! Я парня прикрою.
Они катятся по ступенькам вниз. Топольский сбивает меня с ног и падает сверху, закрывая своим телом. Пространство вокруг сотрясается от взрывной волны, нас обоих отбрасывает в сторону.
Последнее, о чем успеваю подумать, это сто долларов «Бонда», которые по-прежнему лежат у меня в сумочке. Я так и не успела отдать их Шведову...
*Массовое убийство в школе «Колумбайн», штат Колорадо, совершенное учениками старших классов 20 апреля 1999 года.
Глава 29
Дарья
Лучше бы она осталась в больнице.
Дарья сама не знала, сколько времени там провела. Но пока Маша была в операционной, о том, чтобы ехать домой и речи не было.
И Маша,
