привязаться. По всем вещам, к которым я прикасалась, я прошлась заклинаниями, уничтожающими следы моей ауры. Смазывающее ауру заклинание я отправила и на комнату в целом, когда вышла в коридор. Всё, следы пребывания были уничтожены, можно двигаться дальше.
Когда я спустилась, обнаружила, что сеньора Лусеро что-то пишет. При моём появлении исписанный наполовину лист она спрятала под прилавок и смутилась, но я сделала вид что ничего не заметила и сердечно попрощалась. В конце концов, она была доброй и несчастной личностью. Доброй — по складу характера, а несчастной — потому что слишком близко принимала все условности, что и мешало ей жить. «Хочешь узнать, как стать несчастным на пустом месте? Спроси сеньору Лусеро» — настоящий слоган получился.
До отхода дилижанса оставалось совсем мало времени, поэтому я зашла в ближайшую подворотню, нанесла на себя и свою одежду иллюзию и отправилась за покупками. Выглядеть в этот раз я решила не как уволенная прислуга, а как дочь обеспеченных родителей, по необходимости путешествующая без сопровождения. Даже вместо чепца прикупила себе шляпку-капор с широкими полями, хорошо скрывающими лицо, и высокой тульёй, маскирующей волосы: чтобы соседи по путешествию не удивились, что севшая в Труадоне темноглазая брюнетка на границе внезапно оказалась голубоглазой блондинкой. Ибо я решила не рисковать и не использовать ничего магического в дороге. Даже защитный кокон с бутылочек с зельем сняла и переложила их в самую середину саквояжа, тщательно укутав одеждой. Теперь они повредятся только при направленном взрыве.
Дилижанс оказался не чета тому, на котором я удирала из Труадона к тёте: и выглядел представительней, и сиденья внутри были куда удобнее. Правда, и стоила поездка в этом великолепии на порядок дороже поездки во Фрумону. Был вариант существенно дешевле, но имел два больших минуса: отправление завтра утром и время в пути в три раза больше. А с этого дилижанса утром я уже буду сходить в Фанде, возможно, выспавшейся, потому что пассажиров оказалось мало и на мягкое сиденье можно было прилечь.
Внутри было сумрачно, так что я порадовалась, что не поддалась порыву и не купила книгу с лотка у станции дилижансов, хотя продавец очень уговаривал, утверждая, что ехать скучно, а у него — самые последние поступления, которые я наверняка не читала. Читать я не читала даже предпоследние, но подозревала, что в этих романах жизнь так же далека от действительности, как и в моём прошлом мире. Возможно, продавай этот сеньор газеты, я бы взяла парочку, но газет у него не было.
Впрочем, почти сразу после отъезда выяснилось, что газеты мне с успехом заменили попутчики.
— Какой ужас, сеньора Фидальо, — бухтела дородная дама, чьё боа, тощенькое и из незнакомого меха выглядело довольно забавно. Почему-то мне сразу представилось, как дама пытается спуститься по нему из окна, потому что на верёвку оно походило куда больше, чем на украшение. — Как отвратительно к нам стали относиться в Муриции после досадной неприятности с благословением.
Её спутница, худенькая и маленькая, на фоне подруги выглядевшая сущим воробушком, только и успевала, что поддакивать. На соседку она поглядывала со смесью благоговения и страха. Но ту молчаливая собеседница устраивала более чем.
— А ведь мы и без того — страдающая сторона. Наш добрый король Луис даже пошёл на нарушение права наследования трона сыном, лишь бы у нас появилась возможность жить по-человечески.
— Да-да, сеньора Кордоба, вы совершенно правы, — пискнула сеньора Фидальо. — Король Луис всегда больше заботился о своих подданных, чем о своей семье.
— И теперь нам говорят, что мы все прокляты и чтобы мы убирались к себе и не тащили проклятие в благословенную Мурицию. Да где же она благословенная, если их король точно так же не получил благословение, как и наша принцесса? Вот что я вам скажу, сеньора Фидальо, Её Высочество Марсела слишком хороша, чтобы быть королевой в какой-то жалкой Муриции. Теофрения — несомненно, страна с куда более древней историей. И у нас нет этого жалкой пародии на божественность, которой так гордятся в Муриции. У нас нет Сиятельных, слава Двуединому.
— Но мы же как раз и хотели этим браком добиться, чтобы у нас появились свои Сиятельные, — напомнила сеньора Фидальо. — Двуединый наказывает нас за то, что мы их выгнали со своих земель.
Насколько мне помнится, большая часть теофренийских Сиятельных была не изгнана, а убита, так что формально земли они не покинули. Правда, стране это на пользу не пошло.
— Двуединый нас наказывает за то, что мы эту пакость изгнали не отовсюду, — воинственно бросила сеньора Кордоба. — Есть же теория, что Сиятельные на самом деле вытягивают магию и делятся всего лишь частью? И нестабильность на наших землях как раз из-за того, что все окрестные страны вытягивают нашу магию. Поэтому недальновидное решение Его Величества Луиса для нашей страны было опасно, что и показал Двуединый.
Она осенила себя знаком и победно посмотрела на собеседницу, которая была так потрясена мудростью этих слов, что не находила слов, чтобы это выразить. Зато их нашёл один из наших попутчиков, неодобрительно посматривавший на разбушевавшуюся даму.
— Осмелюсь напомнить, что в Теофрении есть свои маги, чего не было бы, будь ваша теория верна, сеньора, — холодно заметил он. — Кроме того, разговоры на такую тему довольно опасны. Мы не выехали с территории Муриции, следовательно, всех нас могут задержать за оскорбление монаршей особы и подстрекательство к бунту.
— Конечно, — сеньора Кордоба высоко вздёрнула голову, — Сиятельные боятся, что правда выплывет наружу, но я… я ничего и никого не боюсь.
Она притопнула ногой в изящной туфельке, и сеньора Фидальо посмотрела на неё с искренним восхищением.
— Я рад за вас, — сухо сказал сеньор. — Но не могли бы вы оставить рассуждения на такие опасные темы хотя бы до того момента, когда мы пересечём границу? А ещё лучше — до собственного дома. Потому что королю Теофрении вряд ли понравится, что его поступки называют опасными и недальновидными. У вас есть лишние деньги, чтобы платить штраф, сеньора? Или лишнее время, чтобы сидеть в тюрьме? Пожертвуйте всё это на благотворительность.
— Вот о чём я и говорю, — обратилась сеньора Кордоба к подруге. — Современные мужчины выродились, превратились в скопище трусов, боящихся открыть рот, чтобы сказать правду. Боящихся сказать, что Теодоро Мурицийский проклят Двуединым, поэтому бог и не стал благословлять его брак с нашей принцессой. Уберёг бедную девочку, явил
