начальнику и подчиненному, была в радость… Но до поры до времени.
В ту пору жил в Тамбове купец Бородин, известный мошенник и плут, а посему Державина не любил. Впрочем, многие тамбовские купцы губернатора не жаловали. Началась эта неприязнь с того, что Державин приказал не только дворянам, но и купцам отдавать детей в основанные им училища. Чуть ли не силой он насаждал учение в тамбовском обществе, которое называл "диким темным лесом". Даже у себя дома он стал, вместо балов, проводить для молодых людей учебу по математике и грамматике. Купцы учиться не любили и жаловались на него наместнику. Особенно злился Бородин. "Наш губернатор, — цедил он сквозь зубы, — строит из себя ученого, а сам едва гимназию окончил!" Это был богатейший человек в Тамбове и ближайший друг Гудовича. Державин давно подозревал его в крупных коммерческих махинациях, да все не мог поймать с поличным.
Непомерное рвение тамбовского губернатора стало Гудовича утомлять. Наместник был воином до мозга костей и в гражданские дела вникать не любил. Да и некогда ему было: благоволившая к нему императрица часто желала видеть его при дворе, к тому же он еще инспектировал в армии кавалерию и инфантерию. И когда Державину наконец удалось вывести Бородина на чистую воду, Гудович неожиданно принял сторону купца. Отчитав неугомонного губернатора, он потребовал оставить в покое честного человека. Но Державин не сдавался:
— Этот "честный человек" разорил наш кирпичный завод, представив фальшивые бумаги, по которым купленная им глина значилась втрое дороже ее настоящей цены!
Наместник вперил в него испепеляющий взгляд.
— Как вы смеете мне перечить! Забыли Табель о рангах? Или до сих пор считаете себя офицером следственной комиссии, которому позволено совать нос в чужие дела?
Обычно сдержанный, Гудович все сильнее распалялся. Как раз в то время у его кузины были серьезные денежные затруднения, а купец Бородин щедро поделился с ней своей выручкой от продажи глины. "Нет, — думал Гудович, — подпускать Державина к Бородину никак нельзя: говорят, у него особый талант к расследованию подобных дел".
И он решил остановить ретивого губернатора-правдолюбца проверенным способом: завести на него судебное дело.
Державиных стали травить и предавать бывшие приятели, которые недавно охотно посещали их балы и творческие вечера. Однажды на светском приеме у Гудовича его кузина, мадам Чичерина, громко, с ехидной улыбочкой спросила Катю:
— Сколько лет вы замужем, милочка?
— Скоро будет одиннадцать.
— Немалый срок! А почему у вас до сих пор нет детей?
Кате не раз приходилось отвечать на подобные вопросы. Раньше она отшучивалась тем, что еще молода и успеет родить мужу наследника. Но сейчас такое объяснение вызвало бы смех: Чичерина моложе ее на два года, а у нее трое малышей. Не найдя слов, Катя беспомощно оглянулась, ища мужа. У нее вдруг закружилась голова, лица гостей поплыли перед глазами, она неловко взмахнула рукой, ища опору, и нечаянно задела мадам Чичерину. Та стала кричать, что ее ударили, и призвала всех засвидетельствовать "избиение". Подбежавший Державин подхватил Катю под руку, и они вышли из зала под глухой ропот и осуждающие взгляды.
Вскоре посыпались новые неприятности. В Тамбов нагрянули ревизоры, которые обнаружили "финансовые нарушения и самоуправство". Во всех преступлениях, совершаемых чиновниками, был обвинен губернатор. На него составили судебный иск, который послали в Сенат, прямиком в руки князю Вяземскому. До окончания разбирательства губернатора отстранили от дел, и тамбовское общество окончательно от него отвернулось.
Державин ждал решения Сената, но началась осенняя распутица, и почта из Петербурга перестала приходить. Было тоскливо, холодно, пасмурно.
— Милый… — прижимаясь к мужу, шептала Катя. — Кто мог подумать, что люди, которым ты сделал столько добра, будут подло клеветать на тебя! Мне страшно, Ганя… Боюсь, что ты сорвешься, вспылишь и еще больше навредишь себе. Твои враги как будто ждут этого…
Он нежно поцеловал жену и заботливо поправил спустившуюся с ее плеча пуховую шаль. Потом, глядя в окно на затяжной дождь, тихо сказал:
— Никто мне навредить не сможет. Я злобу твердостью сотру. Моих врагов червь кости сгложет… А я пиит — и не умру.
***
Как только мороз сковал дороги, прибыла почта. Державин нетерпеливо перебрал пачку писем и, найдя послание из Петербурга, стал в волнении ломать печати. В нем еще жила надежда, что милостивая Екатерина Алексеевна разберется в его деле и не даст в обиду создателя "Фелицы". Но ничего подобного не случилось. В пакете было две бумаги: приказ императрицы об увольнении его с поста тамбовского губернатора и предписание Сената выехать в Петербург для дачи показаний по поступившим на него донесениям.
Обида хлестнула по сердцу, но он ни словом, ни жестом не выдал своего отчаяния.
***
Как у всякого честного человека, у Державина было много врагов. Но и друзей было немало! Весть о том, что над известным поэтом сгустились тучи, быстро облетела обе столицы. С одной стороны зашевелились недруги: вяземские, тутолмины, гуцовичи, с другой — встали на защиту известные почитатели его таланта: молодые литераторы Дмитриев, Карамзин и Жуковский, герой Русско-турецкой войны князь Голицын, статс-секретарь императрицы Храповицкий, набирающий силу молодой министр Коллегии иностранных дел Безбородко — преемник Никиты Панина… Неожиданно за Державина вступился светлейший князь Григорий Потемкин. Оказалось, что он совсем не обиделся на сатирические стихи в "Фелице" и часто со смехом читал их друзьям. Сильные люди умеют посмеяться над собой.
Государыня в судебный процесс по делу Державина демонстративно не вмешивалась. Не царское это дело.
Заседание состоялось 16 апреля 1789 года. После пяти часов жарких прений Державину по всем статьям был вынесен оправдательный приговор! Поэт был счастлив, но так обессилен и нервно истощен, что у него не хватило сил радоваться. Вернувшись домой, он откупорил бутылку, плеснул вина в стакан… и, не выпив, заснул за столом. Лакей Петруша заботливо доставил барина на кровать, стащил с него сапоги и укрыл одеялом.
А счастливая Катя всю ночь не могла заснуть, любуясь своим ненаглядным Ганечкой…
Глава 14
СТАТС-СЕКРЕТАРЬ
Несмотря на то, что мудрая Фелица ничем не помогла Державину, а Потемкин помог, отношение поэта к государыне не изменилось. Он по-прежнему обожал ее, считая самой справедливой и просвещенной монархиней в истории России, и даже думал, что, наверное, это она тайно велела Потемкину повлиять на решение суда.
Вскоре поэт был приглашен в Царскосельский дворец. В присутствии генералов, министров и вельмож Екатерина Алексеевна пожаловала Державину руку для поцелуя, а потом объявила громко, так, чтобы все слышали:
— Это мой собственный автор, которого притесняли!
И
