нами с Андреем не изменится, то, – набираю в грудь побольше воздуха, – то я уйду и воспитаю ребенка сама. Не тупая. Руки-ноги есть. Справлюсь.
– Есь, ты перегибаешь.
– Может быть. Но и пытаться с ним разговаривать я больше не хочу. Он меня не слышит. Я виновата и извинилась. Много-много раз. Но ему мало, понимаешь? Скальп я снимать не буду. Не дождется.
– Все наладится. Вот увидишь.
– Надеюсь.
Блекло улыбаюсь и прошу официанта принести чай.
Домой возвращаюсь ближе к вечеру. Мы с Леськой весь день тусуемся в городе. Сначала по магазинам, потом в спа, а ближе к семи заглядываем в ресторан, чтобы поужинать. Пока я как ненормальная заглатываю устриц, Бережная наворачивает стейк с кровью. До такси мы уже просто докатываемся отожравшимися шариками.
Целуемся на прощание и расстаемся на позитивной ноте.
Пока еду в лифте, прокручиваю в памяти некоторые моменты нашей встречи, а с губ не сползает улыбка.
У меня так давно не было такого душевного вечера, да и дня в целом.
Учеба и работа отнимали все силы на протяжении полугода. Я адаптировалась к новому месту, людям, ритму. Было сложно. На то, чтобы остановиться и сделать передышку, времени постоянно не хватало. Иногда я на полном серьезе задумывалась о том, как было бы прекрасно иметь двадцать семь часов в сутках.
Стягиваю перчатки и слышу стук собственных каблуков. Подошва соприкасается с отделанным плиткой полом лестничной клетки, и громкие звуки от набойки разлетаются по всему этажу.
Отыскав в сумочке ключи, открываю дверь. В прихожей темно, но на кухне отчетливо слышен шум телевизора. Кажется, я забыла его выключить, когда уходила.
Вешаю пальто в шкаф и, избавившись от обуви, шагаю на звук. Свет там тоже, между прочим, горит. Дырявая голова.
Заворачиваю в арку и обмираю.
Андрей сидит за столом. Точнее, спит за столом, подсунув руки под голову. Светлая рубашка облепляет его плечи и почему-то именно в этом положении кажется тесной. А я ведь даже не подумала, что он может быть дома.
На подоконнике валяется букет из белых роз. Не лежит, а именно валяется, будто его туда швырнули.
Вот теперь я точно в ступоре. Самом настоящем.
Поджимаю губы и резко вздрагиваю от хриплого мужского голоса.
– Я, конечно, понимаю, что разговаривать со мной ты не хочешь, но вырубать телефон и сваливать из дома в неизвестном направлении – это уже перебор, Еся.
Он за секунды поднимается на ноги и нависает надо мной каменной глыбой.
30
Растерянно смотрю в темноту прихожей, хаотично вспоминая, когда я вообще в последний раз за сегодня брала в руки телефон. Кажется, в обед, когда расплачивалась в магазине нижнего белья, куда мы с Леськой заглянули. На этом все. В ресторане платила Бережная.
– У меня телефон сел, наверное, – бормочу ошарашенно.
А Андрей все давит. Взглядом. Еще немного, и я спрячусь под плинтус, как таракан.
– Ммм, – касается пальцем моего подбородка, заглядывает в глаза. – Не надоело?
– Ты о чем?
– Делать вид, что у нас все прекрасно?!
– Об этом, – вздыхаю. – Немного раздражает. Да.
На его губах появляется усмешка. Андрей дергается и отходит в сторону. Упирается кулаками в подоконник, чуть запрокидывая голову.
– Что делать будем? – ведет плечом.
Робкий шаг к нему.
Трогаю ладонями напряженную спину, чувствуя, как под пальцами от прикосновений сокращаются его мышцы.
– Ты все время занят, – говорю тихо, можно сказать, выдержанно. – Я пыталась с тобой поговорить, ты сам…
Закончить он не дает. Резко разворачивается ко мне. Перехватывает мои руки, сдавливая запястья.
– Сам, – снова усмешка. – Только одно мне объясни: ты почему еще здесь, если так противно? А?
– Ты о чем?
– Правда? Дурой не прикидывайся.
– Ты меня сейчас обижаешь, Андрей.
– А ты?
Рывком освобождает мои запястья и ударяет кулаком в стену. Вздрагиваю от этого удара. Смотрю на него пятирублевыми глазами и сказать даже ничего не могу.
– С тем, что ты боишься, мы разобрались. Проехали. А дальше? Мне, Еся, каково это все слушать? Сначала ты хочешь аборт, потом сомневаешься в нас, несешь какую-то чушь про то, что мы, возможно, расстались бы. Замуж ты не хочешь, потому что не по плану. Свадьбу тебе делать стремно, потому что залетела. Я могу смириться с твоими заскоками, мне вообще плевать!
– Плевать?
– Не цепляйся к словам! Не выворачивай, проходили уже. Ты прекрасно поняла, что именно я имел в виду.
– Да, ну раз ты такой идеальный, то почему я сижу тут одна? В четырех стенах уже больше недели? Ты сюда только спать приходишь. Все.
– Если ты не заметила, до новости о ребенке все было точно так же. Я работал. Теперь делаю это еще усиленнее. Да и смысл сюда идти? Смотреть на твою притворную улыбку? Поперек горла уже.
Он швыряется словами не задумываясь, или же, наоборот, все у него выверено до мелочей. Каждая буква.
– Притворную? – хмурюсь, потому что медленно теряю нить разговора. О чем он вообще? Я же намеренно к нему не лезу, не провоцирую. Знаю, что все у нас как-то криво выходит. Обострять зачем?
– Тебе все это не нужно. Я тебя вынуждаю, так ведь ты думаешь?
– Что? Нет, Андрей…
– Тогда какого черта, Еся?
Нужно выдохнуть. Взгляд цепляется за букет. Вот его-то я в руки и беру.
– Это мне? – спрашиваю, чуть приподняв уголки губ. – Нужно вазу найти.
Суечусь у шкафчика, осматривая полки.
Чувствую, что Андрей смотрит. У меня между лопаток жжет от его взгляда.
– Вот она.
Открываю кран, наполняю емкость водой и засовываю туда букет. Аккуратно ставлю на стол. Даже пару лепесточков поправляю.
– Красиво. Спасибо.
На выдохе разворачиваюсь к нему лицом. Пик агрессии мы прошли. Теперь можно говорить. Теперь точно можно.
– Я о многом думала, – делаю шаг к нему. – Злилась, да, это правда. Я не понимаю, зачем нам пышное торжество, причем со смерти Славы еще года не прошло… Это как-то неправильно.
– Не говори мне, что проблема в этом.
– Нет. Но… Даже если все это отбросить. Ты мне как предложение сделал? Ну все, тогда решили: подадим заявление, купим кольца. Вот что ты мне сказал.
– Ну я… – он замолкает. – Мой косяк.
– Ты меня избегаешь.
– Ты
