сказанных на эмоциях. А наговорила я тогда достаточно. Теперь сожалею.
– Андрей, – разворачиваюсь к нему лицом, – давай мы пока не будем никому говорить про беременность. Я не хочу, чтобы донимали вопросами. Мне нужно привыкнуть, и тебе тоже.
Он кивает. Поднимается со стула и делает шаг ко мне.
Обнимает, касается губами моего виска. Трется носом о мою щеку.
Внутри все расцветает. Я распаляюсь от этой нежности. Растекаюсь лужицей, кайфуя от каждого прикосновения.
– Хорошо. Но по поводу всего остального я не согласен.
– Ты о чем?
– Свадьба будет. Как и платье. Гости с рестораном – тоже, – говорит он с нажимом. Так, чтобы я не успела даже подумать о том, что могу оспорить его слова.
Несколько раз хлопаю глазами и, нехотя вывернувшись из его объятий, заглядываю в черные зрачки.
– Зачем?
– Так нужно, – в самое ухо.
Мне показалось или я уловила в его голосе циничность?
29
– Ах, какое блаженство, знать, что я совершенство, знать, что я идеал, – смеется Леська, – это точно про Панкратова.
Бережная прилетела ночью десятого января, а уже одиннадцатого, в десять утра, мы сидели с ней за столиком в уютной кофейне неподалеку от центра.
– Не кисни, подруга, все у вас будет нормально. Это я тебе говорю, – Леся снова посмеивается и делает большой глоток кофе. – Блин, язык ошпарила. В последние недели вечно куда-то спешу.
– Это все предсвадебная суета, – деловита заверяю я.
– О, и не говори. Скоро мозгами поеду. А нужно еще с платьем разобраться. Моего размера нигде нет. Точнее, есть, но там либо в талии широко, либо в груди узко.
– Радоваться своей тройке надо, а не нос вешать, – играю бровями, и мы уже вместе взрываемся хохотом. Таким, что люди на нас начинают недобро поглядывать.
– Вы, главное, свадьбу в один день с нами не бахните. Не хочу, чтобы ты затмила меня своими красными губами и огненной прической.
– Лесь, – опускаю взгляд. Смотрю на молочную пену с уже размытым на ней рисунком и тихо вздыхаю. – Я вообще не понимаю, зачем она теперь нужна.
– Это в смысле?
– А сама подумай…
– Типа по залету, да? – хмурит брови.
– Типа…
– Тогда я переобуваюсь. И отмечать вам нужно первыми. Чтоб никто ни догадался. Пока живот еще плоский. У вас же любовь до гроба, все это видели и знают, – пожимает плечами. – Вопросов даже о ребенке не возникнет. Андрюха на тебе повернут, ты на нем тоже, поэтому…
– Мне как-то неспокойно, что ли.
– А ты не хандри. Вот забей. Вы бы все равно к этому пришли. А годом раньше, годом позже, это уже исключительно формальности. И вообще, Токарева, я не поняла, куда делась моя боевая подруга? Что за нюня передо мной расселась?!
– Ее убили. Жестоко, – чеканю каждое слово и окончательно размешиваю пену в кружке.
– Есь, – Олеся сжимает мою ладонь, протягивая руку через стол. – Ну прекрати.
– После всех этих событий… Мне кажется, Андрей от меня отдалился.
– Тебе кажется.
– Мы Новый год отмечали в ресторане с какими-то его партнерами. Он за вечер ко мне четыре раза подошел. А потом я решила не мешаться и домой уехала.
– А Панкратов?
– Вернулся под утро, пьяный в стельку.
– Оу…
– Угу.
– Надеюсь, женскими духами от него не несло?
– Нет. Только безразличием.
– Перебесится. Подумаешь, обидели. Бывает. И вообще, это не ему ребенка девять месяцев вынашивать, а потом грудью кормить. Нашелся мне тут…
– Лесь, – остужаю ее запал, – не надо. Мы оба… хороши. Просто я теперь ума не приложу, как наладить отношения. А еще мне не нравится, как он говорит о свадьбе.
– В смысле?
– Ну, знаешь, как о проекте каком-то, выгодном. Я только недавно поняла, что ему это на руку. Женитьба. Он начал вести бизнес с кем-то с Востока, а ты сама знаешь, что там семейные ценности в почете.
– М-да. Ситуация, конечно. И что? Вы теперь в контрах?
– Нет. Миролюбиво разговариваем и улыбаемся друг другу по утрам. Он вчера вечером приехал, что-то про проект рассказывал, потом про машину, менять хочет. А я сижу, смотрю на него, и так хочется затрещину отвесить. Потому что за эту неделю мы ни разу, вот ни разу не заикнулись о ребенке, – экспрессивно взмахиваю руками. – Мне завтра к врачу. А я понятия не имею, интересно ли ему это вообще. И вот теперь скажи мне, зачем он так настаивал на родах, если…
Обрываю себя, потому что в уголках глаз собираются слезы. Нужно выдохнуть. Главное – не расплакаться. Хватит уже сопли на кулак наматывать. Не поможет.
– Не реветь. Слышишь? Не реветь.
– Просто вот именно этого я и боялась. Понимаешь? Остаться одной. Наедине со своими страхами и сомнениями. А мне страшно, Лесь. Мне очень и очень страшно. Я так до конца еще и не осознала, что со мной происходит. Что я с каждым днем меняюсь. И слезы эти еще. Постоянно. Может, он вообще все это мне говорил, потому что так типа правильно. А сам на самом деле хотел, чтобы я сделала… чтобы избавилась…
– Да ну, нет…
– А со стороны сейчас выглядит именно так. Он предоставил мне право выбора, чтобы снять с себя ответственность. Я как бы сама все сделаю, и с него уже не спросишь. Он как бы и против был. А я не сделала. Не поняла. Затупила. Приняла за чистую монету… Дура, наверное, да?
– Не дура. Но мысли у тебя швах. Не стал бы он так делать.
– Я знаю и не знаю. Я теперь вообще ничего не знаю. Мне сквозь землю хочется провалиться.
– Вам нужно поговорить.
– Поговорить? Когда? Он домой только спать приезжает. На звонки через раз отвечает и вечно занят. Вечно спешит.
– Слушай, а еще не поздно…
Автоматически прижимаю ладонь к животу.
– Поздно, – сама слышу, как в голосе проскальзывает сталь. Олеся тоже это слышит и опускает взгляд.
– Прости, я так ляпнула, не подумав.
– Ты знаешь, я вчера полночи представляла себя мамой. Как с коляской гуляю, вещи покупаю…
– Это же здорово.
– Если ситуация между
