Тамарой отступили вглубь коридора, в большую комнату.
– Нам пригодится их сила, дочь, – продолжил Ямаец тем же низким голосом.
Швед успел скосить глаза, перед тем как его впихнули в комнату с алтарем. За горе-столом в виде телевизионной коробки с неправдоподобно серьезными лицами сидели девчонки – не все, лишь пятеро, включая открывшую дверь рыжую. Озхар глядел только на Тамару, на ее постепенно утрачивающие плавность движения и разгорающиеся глаза.
Дверь с грохотом затворилась.
– С кого начнем, дочь? – спросил Ямаец.
– С этого, – Тамара указала на Шведа. – Его я оставлю на потом…
И посмотрела в глаза Озхару.
Так глядят вампиры на жертву за пять секунд до укуса.
Швед расслабился и попытался уйти на второй слой сумрака, но его моментально выдернули обратно, словно нашкодившего кота из-под дивана.
Ямаец мигом оказался перед ним с огромным крючковатым клинком в руке наподобие виденных когда-то в музее Египта. Кажется, египтяне использовали похожие инструменты для трепанации перед мумифицированием – такой серп и ножом-то не назовешь. Швед с ужасом скосил глаза, потому что ноги перестали его слушаться тоже.
Но Ямаец пока всего лишь распорол и с треском разодрал на Шведе рубашку. Та же участь постигла и шорты вместе с трусами. За какие-то пять секунд Швед оказался совершенно голым. И лежащим на алтаре – холодном, как и все в сумраке.
Ямаец с Тамарой пребывали полупогруженными в сумрак: их было видно и из первого слоя, и из обычного мира. Видимо, те, кому Питер казался комфортным, иначе не умели. Или не хотели.
Как следует запаниковать Швед даже не успел: в комнате загрохотало. Добротно так, качественно. То есть грохотало в обычном мире, в сумрак доносились только басовитые отголоски. Открылось сразу два портала: Темный и Светлый. Из первого в комнату шагнули Завулон и Лайк, из второго – Гесер и фон Киссель. Кроме того, появились еще Совиная Голова и Хена, но откуда – Швед не понял.
«Ну слава Тьме! – облегченно подумал Швед. – Вот и тяжелая артиллерия! Не заставила себя ждать…»
– Доброй ночи! – просипел Совиная Голова и вытаращился по своему странному обыкновению на Ямайца.
Ямаец хищно оскалился и ушел уровнем ниже. На этот раз – целиком. Все, кроме Хены и Шведа, ушли туда же. Озхар тоже. Но ненадолго, спустя секунд десять все вернулись обратно.
– Не трепыхайся, Ямаец (судя по всему, прозвище к тамариному папаше успело прочно прилипнуть), – посоветовал Гесер. – Сил у нас более чем достаточно.
Ямаец гневно сверкнул глазами:
– Да? Ты так считаешь?
И щелкнул пальцами – похоже, подал знак Тамаре. Та знакомо развела руки и вскинула глаза к потолку. Но потолка она не видела: только бездонно-смоляное небо сумрака над Санкт-Петербургом.
А мгновением позже из алтаря вырвался сноп голубоватого света, отшвыривая Шведа в дальний угол. Швед влип в стену и амебой сполз на прохладный пол; Хена предупредительно подвинулся, освобождая место.
– Не дури, Ямаец, – Гесер остался спокойным. – Все равно ведь размажем.
Тот словно не слышал; он разглядывал Завулона, который, сунув руки в карманы брюк, привалился к стене и тоже не пойми где находился: не то на первом слое сумрака, не то вообще вне сумрака.
– Ну об этом Чингачгуке я молчу, – сказал Ямаец хрипло, скользнув взглядом по Лайку. – Но ты, Завулон! Что с тобой случилось? Ты теперь якшаешься со Светлыми?
– Лучше уж со Светлыми, чем с тобой, – невозмутимо парировал Завулон. – К тому же в данный момент я не столько со Светлыми, сколько с Инквизицией. А Светлые – так, бесплатное приложение.
Гесер при этом скептически хмыкнул, но уточнять ничего не стал.
В комнате билась и вибрировала Сила – громадная Сила, способная и на великие разрушения, и на великое созидание. Только непохоже было, что кто-либо намеревается употребить ее на созидание.
– Хватит, Ямаец, – вмешался Совиная Голова. – Никто не позволит тебе хозяйничать в этом городе. Мы прокололись пару раз по незнанию, но теперь у нас информации более чем достаточно. Твои фокусы с куклами больше не пройдут.
– Это мой город! – выкрикнул Ямаец яростно. – Я будил его двести лет! Думаешь, я так просто отступлюсь? Брошу все и отступлюсь?
– Видишь вот это? – Совиная Голова показал ему что-то – видимо, амулет или некрупный артефакт. – Ничего не напоминает? От тебя, от нее и от алтаря вообще ничего не останется. Решай.
– Попробуй, Дункель! – ощерился Ямаец. – Ты представляешь, чем это чревато. Но я тоже кое-чего припас в рукаве! Ну же! Давай! Поглядим, кто на что способен!
Совиная Голова вздохнул и взялся за свое магическое оружие; одновременно с этим Великие приняли сумеречный облик, окончательно погружаясь в сумрак.
– Стойте! – крикнул вдруг Озхар и встал рядом с Тамарой и Ямайцем. – Я не позволю ее убить! Я с ними!
– Озхар, ты чего? – изумился Лайк.
– Я решил, Лайк! Не стоит меня разубеждать.
Ямаец запрокинул голову и торжествующе захохотал:
– Ну, Дункель? Как тебе подобный поворот? Любовь – хороший множитель к нашим силам! Теперь, пожалуй, мы и победить можем, а?
– Озхар, одумайся! – Лайк выглядел напряженным, а напряжением он всегда маскировал растерянность. Остальные тоже явно не ожидали подобной перегруппировки сил, которая действительно многое меняла. В моменты сильных душевных потрясений способности Иных обостряются. Если правильно распорядиться порывом влюбленных, да еще если это сделает умелый маг… В общем, положение даже для сборной Великих сильно осложнилось.
А Озхару стало все равно: он перехватил такой взгляд Тамары, что всякая мысль отступиться теперь казалась нелепостью.
Сборная Тьмы, Света и Инквизиции медлила. Похоже, намеченный сценарий нарушился самым неожиданным образом, и ситуация стала критической.
«Как же мне все это надоело!» – подумал голый Швед в углу, неловко шевельнувшись. Спина болела от удара о стену. Путы, лишившие его свободы движений, спали пару минут назад – видимо, Ямаец посчитал трату магической энергии еще и на это излишеством.
Швед часто действовал, повинуясь первому же случайному порыву.
Чуть ближе к центру комнаты, метрах в двух, спиной к нему стоял Ямаец. В углу – чугунный подсвечник почти метровой высоты.
Магией достать Ямайца нечего было и пытаться. Если уж суперы медлят…
В общем, Швед встал на ноги, сцапал подсвечник, вышел из сумрака и без всякой магии со всей дури шарахнул Ямайца по макушке несколькими полновесными килограммами банального чугуна.
Что было дальше – он не запомнил, потому что отключился от магического удара. Кажется, вокруг что-то сверкало и грохотало. Дважды он сползал в сумрак, но его дважды выпихивало в обычный мир.
А потом все кончилось.
Открыв глаза, Швед осмотрелся.
На месте алтаря слабо дымилась оплавленная обсидиановая глыба замысловатой