class="p1">– Но мы все это выдержали! Как нормальные пацаны! С правильной биографией! Никто из вас не сломался в мусарне, Харлам даже отсидел полгода, но я его вытащил! И плевать я хотел на те бабки, которые мне пришлось отлистать!
Еле заметно, краешком рта усмехнулся Харламов. Лехе это было неприятно слышать, но он, наткнувшись на взгляд товарища, услышал «успокойся, так надо».
– Через полчаса эта синяя свора ждет нас в парке Мира, – Травников уже говорил по нисходящей, – кто забздел, может валить прямо сейчас… А те, кто считает, что пора жить по понятиям, а не по воровскому укладу, пошли с нами, закроем вопрос. Их место возле параши! И я отвечаю за всех старших. Мы вытащим тех, кто влетит в мусарню после сегодняшней стрелки! Я джип свой уже перекупам на бываловском рынке отдал, так что денег хватит. Ну, кто уходит!?
Ни один из собравшихся не шелохнулся.
– Я по‑другому и не думал… – Травников удовлетворенно ухмыльнулся, – расклад такой. Работаем минуту, максимум полторы. Эта срань вся уже там, мне цинканули. Человек тридцать, не больше. Тачки они свои на пятачке бросили, где разворот на монастырь. Сами на спортивной площадке сидят, ждут, когда денег им принесут… Ромыч, Колян!
– Да, Саня, – Колян, судя по всему, один из воркутинских вышел в ближний круг.
Ромыч стоял рядом с Травниковым.
– Вы с боксёрами своими с реки зайдете, – он махнул куда‑то в сторону набережной, – Харлам с нашими прямиком на площадку пойдет. Гасим с ходу основных, ломаем по‑взрослому. Молодежь просто укладываем, не прессуем, понятно? Мелочь видеть должна за кем сейчас сила, а мафиози гребаные пусть за блатную идею страдают!
– Свалят они, как только мы их ломать начнем, – подал голос кто‑то из толпы.
Леха повертел головой и узнал Шулимова, старшего по охране в «Джеме», он вышел вперед:
– Молодняк точно разбежится, замаемся по лесу собирать. Или вообще по «пьяной» дороге к монастырю сдернут.
– Не сдернут… – Травников, казалось, ждал подобного вопроса, – с пьяной дороги даги фаридовские зайдут. Через них эти мыши не проскочат, это я гарантирую…
В этот раз гул по толпе пошел негативным фоном. Многие из собравшихся нетолерантно относились к нацменам, а некоторые до сих пор были в стадии открытого противостояния. Как, например, воркутинцы, жёстко делившие с Фаридом ломбард в одном из пригородов.
– Братва! Спокойно! – Травников поднял руки, унимая шум в толпе, – хачей здесь, вот конкретно здесь, с нами нет! Они свой номер отработают и дальше каждый свое мутит! А Фарид по мусорам вопрос прикроет и на коллектив бабок выделит, если, кто из наших на нары заедет! Нормальный расклад, я считаю!
Воркутинский Колян переглянулся со своим братом Юрой, тот кивнул. Ромыч оглядел с колокольни двухметрового роста свою боксёрню и хлопнул кулаком в ладонь.
– Работаем, парни! – Травников махнул рукой, и людская каша задвигалась, зашевелилась, распадаясь на отдельные группы.
Леха почувствовал в себе что‑то новое, взрослое. В ярославских дворах, конечно же, были драки улица на улицу, район на район, но эти школьные стычки не имели ничего общего с тем, в чём сейчас он принимал участие. Даже на безусых курсантских лицах появилось какая‑то злая стянутость, решимость и марциальная мужественность. Мужчины, молча, группами шли к машинам, не перекидываясь фразами. Каждая спина, затылок, профиль генерировали такой мрачной энергией, что Леха, заразившись вирусом агрессии, с твердой уверенностью натянул тактические перчатки и вжикнул молнией куртки под подбородок. Напрягшимся прессом, почувствовал пузатое тело газового баллона в кармане.
Припаркованные автомобили напоминали стаю майских жуков на взлетной полосе. Из зева раскрытых багажников участники схода разбирали аргументы будущих убеждений. Все это действо внезапно ассоциировались у Малыгина с ящиком Пандоры, открыв который, обратного пути уже не найдешь. Не дойдя до одной из «девяток», откуда Шулимов выдавал бейсбольные биты и железные прутья, Леха повернул к харламовскому «Мерседесу». Дмитрий ждал его около водительской дверцы, присев на одно колено и шнуруя высокие армейские ботинки.
– Ты без приблуд? – спросил он подошедшего Малыгина.
– Баллона хватит, – ответил тот, – да и практики не имею.
– Правильно, – Харламов поменял ногу и принялся затягивать шнурок на втором ботинке, – ты просто за мной держись, спину прикрой. Я тогда буду нормально себя чувствовать. Не париться, не дергаться…
– Я думал, ты с Травой рванешь… – Леха удивленно поднял голову, ища основного игрока.
– Трава на рамс не пойдет… – Дмитрий поднялся и потянулся, – не надо ему туда, он в депутаты собрался. Да и пользы от него больше в тылу будет… Погнали!
Он сел за руль, а Малыгин, не успевший осознать разрыв шаблона – речь Травникова и его отсутствие, тормознул на полшаге.
– Круче Геббельса Саня выступил, – сказал Леха, опустившись на пассажирское сиденье, – вот только концовку смазал.
– Нормально всё, – Харламов проследил взглядом за отъезжающими автомобилями, а затем сунул руку куда‑то под руль, – опа!
В ладони у него сверкнул тусклым воронением пистолет. Тот самый, который Малыгин уже однажды видел у своего друга, перед какой‑то сложной стрелкой.
– Будешь стрелять? – стараясь скрыть внезапную сухость в горле, хекнул в кулак Леха, – хотели, вроде, попроще…
– Береженого Бог бережет, – хмуро буркнул Дмитрий, сунул пистолет в карман куртки и воткнул передачу, – как, говорил у нас на заставе старший прапорщик Вагнер…
Глава 31
Вереница машин уткнулась в пятачок для разворота, занятый в хаотичном порядке коротким рядком отечественного автопрома. Пара замызганных «девяток», «глухая» «восьмерка» и несколько убитых «жигулей». В двух из них присутствовали, скучающие за рулем, водители.
Колонна, с замыкающим «Мерседесом» охватила полукругом, заполненную этими автомобилями, площадку.
Из головной «девятки» выскочили четверо красновских боксёров и резко выволокли водителей из «жигулей». Смачные звуки ударов, погасили недовольные возгласы, а распластанные тела на снегу скрылись под плотной человеческой массой, вываливающей из прибывших машин.
– Водил крепим! – коротко и негромко скомандовал Харламов.
Как‑то естественно и ненапряжно прибывшие бригады подчинились бывшему бойцу спецназа погранвойск.
– Колян! Юра! Со своими по лыжне! – махнул он в утоптанный проход, огибающий выступ лесопарка.
Оба брата – воркутинца, а за ними около десятка парней, бизоньей массой, побежали в сторону.
– Ромыч, с водилами четверых оставь! – обратился Харламов к старшему у боксёров, – когда гасить блатных начнем, пусть машины им разгондошат!
Ромыч
