Граф Рысев — 2
Глава 1
Я даже не заметил, как за суетой пролетели три дня, которые в итоге дед выделил мне на сборы. Всё это время я менял одежду. Времени на то, чтобы хотя бы перекинуться словом с Соколовыми, у меня не было.
Я даже не разобрался толком с артефактами. Смог разобраться только с принципами работы артефакта невидимости. Тренировался я перед зеркалом. Когда в очередной раз не увидел своего отражения, в комнату заглянул дед. Оглядев спальню с порога, он недовольно проговорил: «Где его демоны носят?», — после чего вышел и закрыл за собой дверь.
Я же, убрав подачу дара к браслету, удовлетворенно кивнул. Вот теперь точно всё получилось. Только вот сразу же выяснилось неприятное последствие. Браслет высасывал дар, как профессиональная шлюха, мой резерв был опустошен почти на треть. И это всего лишь после часа тренировок. А ведь у меня уже третий уровень. Понятно, в общем, этой штуковиной нужно пользоваться аккуратно и очень дозированно. В самых крайних случаях. Иначе, может случится так, что я впервые испытаю на себе все прелести магического истощения, и, как гласит закон подлости, в самый неподходящий момент.
С остальными артефактами решил пока не экспериментировать. Найду в форте приличного артефактора и тогда уже разберусь без риска для собственного здоровья. Благо финансы позволяют нанять специалиста. Клан Рысевых очень не бедный, и дед меня в содержании не ограничивает.
Собрав все доставшиеся мне от Арсения побрякушки, я сунул их в чемодан, а сверху пошли новоприобретённые вещи. Куда Тихон дел старые — я не интересовался, скорее всего кому-то отдал. Как каждый уважающий себя художник, я носил всё время одно и тоже, и многие вещи, судя по их виду, надевались один раз во время примерки. Так что, такие и отдать кому-то из слуг не стыдно.
Собирал я вещи сам, из-за чего с Тихоном едва инфаркт не приключился. Но, я мотивировал это тем, что за три месяца привык сам заботиться о себе. К тому же, когда сам упаковываешь вещи, есть большая вероятность, что забудешь всё-таки меньше, чем мог бы, если бы твоим чемоданом занимался кто-то другой.
Утром четвертого дня, мои сумки, оружие, на чистку которого ушел день, были собраны, и я готов отправляться в путь. Так как я ни черта не помню, и уже вряд ли вспомню, это путешествие должно стать для меня практически новым. Новые впечатления, новые-старые знакомства. Я был в предвкушении. Особенно мне было интересно, чему конкретно учат в Академии изящных искусств. Ну не только же рисовать в конце концов.
Дед не шутил, когда сказал, что до самого портала в Иркутский форт на нулевом уровне изнанки, меня проводят егеря, которых выделили для охраны. А выделил их аж пять человек. Да, сильно дед переволновался за меня. Вот только он почему-то думает, что в форте до меня никто не доберется. Более того, дед практически уверен, что мне там ничего не грозит. И не только он. Как я понял многие своих детей решили отослать в школы пораньше, пока напряженная ситуация не разрешится. Значит, предпосылки к тому, что на нулевых уровнях изнанки безопасно, были железобетонные. Вот и посмотрим, насколько это соответствует истине.
На перроне стояли Соколовы. Маша была бледна, но она сдержано мне улыбнулась. Больше никаких эмоций проявлено не было. Словно она и не переживала за меня, а задержалась с выездом — так это потому что сопровождения достойного не было. Я, в общем-то, и не ждал, что она у меня на шее повиснет, но такая холодность была, мягко говоря, не приятна.
— Мария Сергеевна, — я церемонно поклонился.
— Евгений Фёдорович, — она наклонила голову, а потом повернулась к дяде. — Ну вот, теперь увидимся только летом.
— Машенька, если что, присылай нарочного, — Соколов обнял племянницу и подтолкнул её к вагону. — Счастливого пути, Евгений Фёдорович.
— Я довезу Машу до места в целости и сохранности, — приложив руку к сердцу, ответил, после чего, пожав протянутую ладонь, заскочил в вагон.
Дед на перрон со мной не пошёл. Мы расстались с ним в машине, на которой он привёз меня на вокзал. Это правильно, по-моему, нечего топтаться всей толпой на сравнительно небольшом перроне.
Купе, как и оговаривалось ранее, были совмещенные. И пока охрана не заняла свои места, я хотел поговорить с Машей. Поэтому, справедливо рассудив, что она не будет переодеваться, пока поезд не тронулся, открыл дверь купе и зашёл внутрь.
— Дед говорил, что ты переживала за меня, — сразу же сказал я, обращаясь к сидевшей на диване девушке.
— Как и за любого другого, попавшего в подобную ситуацию, — спокойно ответила Маша, глядя на меня снизу-вверх. — Женя, ты сам не спешил меня обрадовать новостью о своём чудесном спасении, поэтому я переживала чуть дольше, чем это было необходимо.
Так, понятно, она просто обиделась на то, что я не прибежал к ней, объявляя о том, что жив и относительно здоров. Тут, толкнув меня, в Машино купе ввалилась Фыра. Ещё одна обиженная мною дама пожаловала. А обиделась она на меня, потому что я вытащил её с любимой кухни, где несчастное обездоленное, голодное животное все баловали и пытались накормить. В итоге кошка округлилась и уже не была похожа на поджарого подростка со скверным характером. И вот из этого рысинного рая я вырвал её безжалостной рукой. Как она стенала, призывая мою совесть в свидетели. Как цеплялась отнюдь не маленькими когтями за пол, когда я тащил её… По-моему, в полу остались глубокие царапины, а весь персонал кухни дружно меня возненавидел. И вот теперь она прошла мимо меня, демонстративно запрыгнула на диван рядом с Машей и опустила ей голову на колени.
— Если бы мне ещё сказали, в чём именно я виноват, то я, возможно, даже извинился бы. — Уже повернулся, чтобы выйти, но тут мой взгляд остановился на этих двух девицах. — Так, сидите вот так и не шевелитесь.
Фыра с Машей переглянулись, и Соколова осторожно погладила рысь по голове между ушей с кисточками. Я же быстро зашёл в своё купе, открыл чемодан и вытащил из него блокнот с карандашами. Прислонившись к косяку, принялся рисовать эту умиротворяющую картину.
— Что ты делаешь? — спросила Маша, в то время, как поезд слегка дернулся и покатился, набирая скорость.
— А на что похоже то, что я делаю? — ход у поезда был плавный, но всё равно рисовать стоя не слишком удобно. Тем более, что за моей спиной столпилась толпа мужиков, которым было явно нечем заняться, и они теперь пытались посмотреть, что я делаю. Наверное, думают, что я Машу обнаженной рисую. Вот как шеи вытягивают, пытаются мне через плечо заглянуть, гусаки хреновы. — Я вам не мешаю? — повернувшись к егерям, я обратился к Петровичу, которого отрядили охранять деток до портала.
— Нет, ну что вы, ваше сиятельство. — У старшего егеря хватило совести покраснеть и отойти вглубь двухкомнатного купе.
Вскоре я к нему присоединился, решив закончить рисунок в более комфортных условиях. Рысь-предательница осталась с Машей. Когда я закрывал дверь, они, кажется, решили слопать пару пирожных.
Этот вагон был так называемого первого класса. В нем было всего два купе, которые позволяли расположиться всему нашему табору. Еда входила в стоимость билетов и доставлялась на тележке красивой девушкой в таком белом фартучке… И девушка и фартучек были на высоте. Я ей улыбнулся, и, пока девушка ловко сервировала два столика: один для меня, второй попроще для моих людей, я успел набросать её портрет. Конечно, это был не полноценный портрет, но всё равно получилось довольно неплохо.
— Держите, милая барышня. Денег у меня с собой нет, чаевых я вам дать не могу, поэтому пытаюсь расплатиться, как умею, — я протянул ей портрет, а она засмущалась, мило покраснела, и бросила на меня такой взгляд. Я даже пожалел, что со мной столько мужиков едет, которые не спускали с меня глаз.
Ну, ничего, доберусь до изнанки, оторвусь по полной. Я надеюсь. А художником быть, как оказалось, очень даже неплохо. Девчонки строят глазки, даже, если ты им прямо говоришь, что у тебя нет денег.
— Спасибо, — девушка очень аккуратно свернула лист и сунула его в карман фартучка. — Вы меня можете найти в соседнем купе,
