— Нет, таких не знаю, — отвечает он, продолжая стоять у двери.
— Случалось ли в Хартоле в последние годы насилие над девушками? Совсем юными, едва достигшими совершеннолетия? — спрашивает Хейди и умолкает.
Форс, все еще держащийся за ручку двери, отвечает без промедления:
— Нет.
Хейди приглядывается к нему и его глазам. Мужчина вообще моргал? Отрезая свое «нет», Форс переступил с ноги на ногу. Внезапно до Хейди доходит, что он как-то разбалансирован, полушария его мозга будто в конфликте друг с другом. Так обычно бывает у тех, кто лжет.
Ян смотрит на время. Они едут обратно в Хельсинки. Хейди гонит быстрее положенного, Ян смотрит в окно. Если бы он не бросил курить, сейчас было бы самое время для сигаретки. Он открыл бы окно и нещадно дымил весь оставшийся путь.
На самом деле ему хочется позвонить отцу — но о чем говорить? Ян собирается с мыслями и в итоге звонит Мертанену. Тот официально с июля в отпуске, однако убийца с клеймом внес в лето полицейского свои коррективы. Дела, подобные этому, появляются довольно редко, и общественность возмутилась бы, узнав, что начальство где-то прохлаждается, пока команда ищет маньяка. Преступники работают без отпуска. Стражи закона, следовательно, тоже.
— Чего? — спрашивает Мертанен. На фоне — оживленное движение.
— Сколько у нас еще времени? — спрашивает Ян, не вдаваясь в объяснения.
— Времени до чего? — на всякий случай уточняет Мертанен, хотя уже понимает, к чему клонит Ян.
— До того, как нас сожрут живьем.
— Ну, точно-то вам никто не скажет, — Мертанен растерянно посмеивается. — Работайте, и будем надеяться, что расследование начнет продвигаться быстрее. Не знаю, долго ли еще сможем держать подробности в тайне. Но ты и сам понимаешь, что нас уже под лупой рассматривают. Почему-то именно это дело в глазах общественности стало эдаким мерилом эффективности нашей работы. Если так смотреть, то времени, конечно, нет вообще. Да и прокурор уже интересуется, что да как.
По второй линии пытается пробиться Дайвер. Ян переключается на него.
— Советую почитать рапорт — с места, где про утопление, — говорит Дайвер и замолкает. — Особенно интересен пункт про воду, — сообщает он и замирает в ожидании.
— Я в машине, расскажи сам.
— В легких жертвы нашли воду, как и в прошлый раз. Я на всякий случай взял образец воды, и оказалось, что это не обычная водопроводная вода. Вода в легких — из природного источника, однако не морская, — уверенно информирует Дайвер.
— Так, — кивает Ян.
— Тело определенно посадили в автомобиль, чтобы оно было найдено. На это, кстати, нужны силы. Криминалист обнаружил на парковке следы шин, но это и так понятно. На парковке всегда полно машин.
Интуиция подсказывает Яну, что ситуация несколько поменялась. Второе убийство уже немного посмелее и исполнено чуть небрежнее. Знак тот же, да, тот же намек на королей, однако в целом ничто не дает ответа на вопрос, связаны ли убитые мужчины между собой или они просто, независимо друг от друга, совершили какие-то прегрешения. Хейди уже выяснила, что Ларс Сундин питал нездоровую слабость к молоденьким девушкам, а теперь в доме Эсколы находят пачку фотографий с юными женскими телами. Это уже тянет на мотив? Что именно так крепко связывает хельсинкского рекламного босса и хартольского банкира? И кем будет следующая жертва?
Проезжая Хейнолу, Ян надевает резиновые перчатки и снова достает из конверта фотографии, полученные от госпожи Эскола. Он просматривает их одну за другой. Снято на карманный фотоаппарат, вспышка беспощадно высвечивает отдельные участки кожи. Голые туловища, груди, разведенные ноги. Будь это какие-то другие женщины, фотографии с натяжкой можно было бы назвать эротическими, но в имеющихся обстоятельствах эти изображения — грубые попытки запечатлеть то, что не должно быть запечатлено. Девушки на фотографиях слишком молоды. Карточки уже старые, это по всему заметно. Кем были девушки, ставшие частью этого мрачного разврата, который аккуратно хранил у себя Матти Эскола? Причем долго хранил, годами. Ян рассматривает фотографии, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. В каком направлении стоит двигаться дальше? Ян уже сделал снимки изображений и отправил все это Заку. Пусть тщательно все изучит, кадр за кадром. Откроется ли им новая бездна лиц, когда девушек удастся опознать? Есть ли на фотографиях приметы места, где происходила съемка? Тут все нужно как под микроскопом рассматривать. Хотя, откровенно говоря, Ян не хотел бы знать правду. Бывают ситуации, когда лучше пребывать в блаженном неведении. Счастливы те, кому некоторые вещи даже в голову не приходят.
Между убийствами прошла неделя. Хотел ли субъект на сей раз подкинуть им еще какую-то зацепку? Что-то, на что детективы непременно обратили бы внимание, пощекотав ему нервы? После Суоменлинны субъект обрел некоторую уверенность, ведь все прошло как по маслу, однако, чтобы привлечь к себе еще больше внимания полиции, нужно быть готовым чем-то ее удивить, кинуть косточку.
Ян думает о звонке, на который ответил Эскола, — и вообще о привычке убийцы названивать своим жертвам. Сейчас детективы ходят тропами субъекта. Они уже здесь, в королевской общине, и жертв должно стать больше.
Хейди ведет машину, следя за дорогой.
— Жду от Зака информации по Форсу, — сообщает она.
— Да, близких надо прощупывать.
Ян включает радио. На волне Radio Nova играет хит Фила Коллинза. Яну тут же приходит в голову серия «Пасилы» про похмелье «Фил Коллинз»[53], и становится как-то повеселее. Услышав музыку, Хейди, наоборот, мрачнеет.
Вечером Ян пойдет в «Терхокоти». А завтра, если будет минутка, он встретится с той Веериной подругой — они уже успели перекинуться парой сообщений. Все это как-то заранее тяготит Яна. Времени и так нет, а тут еще приходится тратить его на сомнительные встречи. Он хотел было все отменить, но потом понял, что лучше отделаться легким испугом и побыстрее закрыть этот вопрос, отчитавшись Веере, мол, ничего не вышло, ноль, зеро, nada[54]. И его оставят, наконец, в покое.
10 ИЮЛЯ, СРЕДА, ХЕЛЬСИНКИ
Нежно золотится июльское утро. Днем обещают жару, воздух в квартире почти не движется, будто замер, ожидая чего-то. Даже танец пылинок какой-то тягучий, меланхоличный. Саана не помнит, когда в последний раз просыпалась в своей спальне настолько рано. Хотя нет, почему же: после той попойки она тоже не спала в шесть утра — только пришла домой. Однако сейчас она нежится в постели, завернувшись в одеяло и любуясь верхушками деревьев, приветствующими ее по ту сторону окна. Простыни нет — не было сил расстелить. Пару ночей можно и так поспать. Ветви словно застыли, обращенные к небу. Ни один листочек не шелохнется.
