Вт, 31 марта, 15:29
???
Она нажала кнопку вызова и поднесла телефон к уху.
— Алло.
— Эмма, привет! Это Мэгги. Ну, то есть у тебя определился номер, разумеется… В общем, да. Привет.
— Привет.
— Как дела?
— Да никак.
— Как Нью-Йорк? Я сейчас в Сент-Луисе. Помнишь Ди? Ди Холл?
— Э-э, да. Погоди. — В трубке что-то зашуршало. — Дочка директора?
— Точно! Она самая. Я ее только что встретила, представляешь.
— И?
— Надо было спросить, помнит ли она тебя!
— Надо было.
— Угу.
— Да.
— Ну… что у вас там еще творится?
Эмма фыркнула:
— Ты серьезно?
— А что?
— Господи… Мэгги, я же за тебя волновалась!
— Не поняла?
— А тебе все равно! Когда ты рухнула в обморок у меня дома, я… я запаниковала! Но потом ты очнулась, сказала, что все хорошо и что ты мне напишешь, как только доберешься до дома…
— Ой. Точно. Прости, из головы вылетело!
— Почему ты не отвечала на мои сообщения?! Я тебе писала, звонила. Уже несколько недель прошло!
— Да, я просто забыла, прости, пожалуйста. Слушай, можно задать тебе один вопрос?
— Какой?
— Я приятный человек?
— В смысле?!
— Я приятный человек — да или нет?
— Что за… не понимаю… Мэгги! Нашла время спрашивать — я очень обижена и злюсь!
— Да, но попробуй забыть об этом на минутку.
— Ладно. Ладно. Да, конечно.
— Что «конечно»?
— Да, ты мне нравишься.
— Это как раз понятно. Я спрашиваю, приятный ли я человек. Не только для друзей, а в общем и целом. Есть ли у меня качества, которые делают меня приятным человеком?
— Ты бредишь. Детский сад какой-то.
— А вот и нет!
— «А вот и нет». Ты себя вообще слышишь? Так говорят дети, когда закатывают истерику.
— Я не закатываю истерик.
Эмма фыркнула:
— Ты только этим и занимаешься.
Мэгги разозлилась:
— Знаешь что, Эмма?! Вот эта твоя «доброта» — она показная. В детстве ты всем мозги этим пудрила, но меня не проведешь. Не бывает таких идеальных людей! Я и тогда знала, и сейчас знаю. Какая ты на самом деле.
— Мэгги?
— Что?..
— Не звони мне больше. Ладно? Слышать тебя не хочу.
— Ты чего… — (Но Эмма уже повесила трубку.) — Да что за день такой?! — пробормотала Мэгги и сунула телефон обратно в карман. Подумала позвонить Майки, но не рискнула: раз уж она такой ужасный человек, от которого все отворачиваются, лучше никому не звонить. Да, подумала она, лучше буду одна, чтобы не портить людям жизнь.
Она помчалась вниз по холму Искусств. На травке, любуясь друг другом, лежали влюбленные парочки. Молодые родители по очереди следили за малолетними детьми, давая друг другу подремать на солнышке. Какой-то лабрадор вдруг бросился бежать и сиганул в пруд у подножия холма, преградив путь водному велосипеду.
Мэгги пнула камешек. Почему все такие трудные? И почему Мэгги пытается быть добра и щедра к малознакомым людям — обездоленным и не только, — но при этом совершенно не способна поддерживать позитивные отношения с близкими, которых можно по пальцам пересчитать? Ей куда проще общаться с натурализовавшимися жителями Риджвуда, нежели со своей семьей и друзьями. Миссис Вонг без ее помощи не способна заполнить налоговые формы. Польский младенец осваивает с ней азы английского. А мальчики! Для Бруно и Алекса она стала прямо-таки старшей сестрой. Матерью. Ментором. Образцом для подражания.
Мэгги спустилась к подножию холма и постояла у пруда, глядя на слабенькие струи редких фонтанов. Обернулась. Величественный музей с колоннами и широкими каменными крыльями чем-то напомнил ей лондонскую Национальную галерею — а заодно первую и единственную семейную поездку Альтеров за рубеж. (Ежегодно они совершали небольшие вылазки в пределах страны — посещали национальные парки, известные каньоны, гейзеры и пещеры соседних штатов; Мэгги вспомнила, как отец однажды устроил разнос хипповатому торговцу хрустальными шарами в Седоне, осмелившемуся войти за ними в кафе, дабы сообщить Артуру, что у того побледнели чакры.) Но Лондон стал исключением. В первый год нового тысячелетия Артур забронировал отель в Белгравии и купил театральные билеты на некий знаменитый фарс. Как Мэгги потом поняла, причиной поездки стал прошлогодний пожар, случившийся по недосмотру Артура (ведь любая аномалия в жизни семьи непременно имела скрытый смысл и причину). Его халатное отношение к домашним обязанностям чуть не обанкротило семью. Разумеется, этой поездкой отец пытался загладить вину — не мог же он просто так раскошелиться на трансатлантический перелет.
В Англию они поехали весной 2001-го. Мэгги было одиннадцать лет. Ночь Альтеры проспали в самолете, утром приземлились в Лондоне и поехали в гостиницу — регистрироваться и завтракать, — а потом сразу в Национальную галерею, надеясь таким образом обмануть биоритмы и адаптироваться к местному времени. Каждый член семьи отправился на поиски собственных удовольствий: Франсин — к импрессионистам, Итан — к Тициану, Артур — к Тернеру. Мэгги застряла в зале религиозной живописи: ее заворожили кровавые изображения Иисуса Христа. В полубреду усталости Альтеры оказались совершенно беззащитны перед силой искусства. То был их лучший день в Лондоне. Каждый провел его наедине с собой, восхищаясь собственными гениями и сознавая, что через час-другой они встретятся в музейном кафетерии и расскажут друг другу об увиденном. Обособление и воссоединение — они нуждались и в том и в другом. Да, равновесие (в данном случае возможность побыть отдельной личностью и одновременно — частью целого) всегда украшает жизнь, но тут дело было еще и в другом: осознание скорой встречи освобождало каждому Альтеру время на самого себя, да и совместный досуг переносить гораздо проще, если знаешь, что потом можно снова разойтись.
