— Моя Хвенит привела тебя, — сказал он. — Она воображает, что вызвала тебя заклинаниями из земли. У нее есть такие причуды, но она умная врачевательница, тем не менее. Она также воображает, что у тебя есть какая-то магическая сила, но я не буду тебя спрашивать об этом, это твое бремя, не мое. Я только спрошу, раз ты скиталец, не можем ли мы оказать тебе какую-нибудь помощь на твоем пути?
— Мой вождь, — сказал я, — я благодарен за помощь, которую я уже получил. Я скажу так. Меня преследуют, и я должен уйти раньше, чем погоня придет сюда и причинит вред вашему крарлу и мне.
— Нам никакого вреда не будет, — спокойно сказал он. — Скажи мне, почему они охотятся за тобой?
— Старая вражда. Месть. У них счеты с моим отцом, и наказание перешло на меня.
Он посмотрел на копье между нами, потом в мое лицо. Его темные глаза — голубые были у матери Хвенит — всматривались в меня с серьезной сосредоточенностью, не невежливо, но основательно.
— Я расскажу тебе нечто странное, — сказал Пейюан. — Ты можешь отвечать или нет, как захочешь. Ты сильный и крепкий, ты боец, но на тебе нет ни одного шрама. Что то в тебе, то, как посажены твои глаза, напоминает мне другого человека, которого я видел когда-то, около двадцати лет назад. Женщину. Я опишу ее. Белая кожа без пятнышка, волосы, как лед. — А ее лицо? — спросил я, не сдержавшись.
Он сказал:
— Я никогда не видел ее лица. Она носила шайрин. Только ее глаза, светлые и очень блестящие, прозрачные, как спокойная вода. Однако, хотя я никогда не видел ее без маски, она была прекрасна. Это можно было почувствовать в каждом ее жесте, повороте головы, движении рук и ног, всего ее тела. Она обладала великой красотой.
— Значит, ты владел ею, — сказал я.
— Нет, мы не лежали вместе, — ответил он тихо. — Сейчас мне кажется странным, что тогда я ни разу не подумал о ней в таком смысле, я не желал ее.
— Это была моя мать, — сказал я, ощутив сухость в горле. — Она родила меня и бросила. Я никогда не знал ее, но я слышал о ней от того, кто знал ее. Она предала и убила моего отца, в этом я уверен.
— Правда? — спросил он. — Это очень странно. Она никогда не казалась мне женщиной, которая могла бы убить со злым умыслом. Много времени прошло. Возможно, я плохо помню. Она появилась среди нас, как потерянный ребенок. Мы тогда кочевали; я помню, мы думали, что большая кошка, рысь, идет за нами по болотам, но это была она. Однажды ночью она украла приношения, которые мы оставили для богов. Однако когда мы нашли ее и приняли к себе, она была замкнута и послушна. Одна женщина говорила, что она плакала, когда шла вместе с нами. Потом она начинала говорить сама с собой, имена и фразы на других языках. Но это прошло. Если она и была безумна, это была мания, посланная ей каким-то богом. Я также помню, как рассказывали, будто она говорила на языке, очень похожем на тот, что жрецы открыли нам прежде, чем крарлы разошлись по разным местам — на языке Золотых Книг. Это было сверхъестественно. Мы тогда совершали свой летний путь, направляясь к морю и одной из башен, где лежала спрятанная одна из этих Книг. В ту пору мой крарл приходил на то место каждый год — оно находится немного севернее этой деревни, около часа пути отсюда. Вождем был Квенекс. Он вынес Книгу, когда мы собрались у башни, и показал нам. Она, белая женщина, тоже положила свою руку на золото. Позднее, после Летнего Танца, когда был образован Круг Памяти, они пришла и нарушила Круг, решив, что мы в трансе или, может быть, умерли. Так она узнала, что страницы Книги пусты, что только через сопереживания и сон мы можем вспомнить прошлые страдания и ужас, те жестокие уроки, что были собраны там наряду с уроком Силы. Этого она не поняла. Ни нашего Круга, ни наших мотивов. Я сказал:
— Она украла у вас и, будучи вашей гостьей, прервала ваш священный ритуал. Эго похоже на нее. Сделала ли она что-нибудь доброе для вас?
Он улыбнулся мне.
— Разве мы любим только в ответ на добро?
— Любовь, — сказал я. — Если ты любил ее, ты любил Госпожу Смерть.
— Мою жизнь по меньшей мере, она спасла, — сказал он.
Он и в самом деле говорил о ней так, как будто любил ее, но без сожаления. Я подумал о голубоглазой белой женщине, с которой он спал и стал отцом Хвенит, и мне стало любопытно, не увидел ли он в ней тень моей богини-матери. Что касается меня, я запутался в этой истории, как рыба в сети. Казалось, она везде побывала прежде меня, моя ледяная колдунья-мать, Уастис.
Из-за этого я сидел перед Пейюаном, вождем черной деревни крарла, как камень с ушами, и слушал его рассказ о том, как она пришла туда и как ушла. Как вначале она появилась среди них подобно слабоумной сироте, у которой нет ни дома, ни родных, как она ушла от них в воду или воздух, подобно Жрице Таинства.
Книга была драгоценна для его племени, и он не говорил о ней много. В ней содержалось искреннее раскаяние богов в момент их падения, расы невиданного великолепия, волшебников, не знавших себе равных, правивших землями подобно императорам; умерших подобно муравьям, когда холм рухнул. Черные крарлы при помощи своего ритуала стремились перенять хоть какие-то знания старой расы и ее способности, искусство врачевания и внушения, отказавшись только от высокомерия и жестокости, которые были в них. Даже Круг, который крарл образовывал вокруг Книги, означал Время, колесо без начала и конца, звено, связывающее всех людей со всем, что было и что будет.
Когда белая колдунья нарушила Круг, Пейюан видел ее, как он сказал, особым зрением, хотя душа его в это время летала среди ветров. С тех пор он был уверен, что Мардра (ей дали это имя в крарле, так похожее на мое, что я даже вздрогнул) была одной из тех, кто уцелел из этой погибшей расы волшебников, но ее особые способности были утрачены или разрушены. И наследие славы и страха преследовало ее, отталкивало и заставляло совершать странные поступки.
Когда Круг распался, Пейюан и двое других, Фетлин и Вексл, поддались какому-то странному влечению следовать за ней. Они не могли объяснить своих действий. Это было как неотступная потребность менять место с изменением времени года, инстинкт кочевника, однако это было еще более непонятно. Они знали, что это пришло от их богов или от богов Мардры, и невозможно было сопротивляться этому. Но их это не особенно тревожило. У них есть такая поговорка: приходит час, и каждый человек должен приносить жертвы. Их час настал, и они были готовы. Пейюан помнил, как переживала из-за этого Мардра. Она почти пришла в отчаяние, когда заметила их, кричала, что они должны возвращаться, уйти, что она не отвечает за их жизни, которые они потеряют, если останутся. Но она не смогла отогнать их и, наконец, замолчала, опустив голову, как будто от отчаяния или стыда, и позволила им сопровождать ее.
К югу от башни лежал залив и белые руины пришедшего в упадок города погибшей расы из Книги. Именно к этим руинам она отправилась и вошла в них, а они шли следом.
Она явно что-то искала, эта женщина — вымученно, гордо и отчаянно искала какой-то след, какую-то надежду или, может быть, просто смерть.
