– А что, эти две спички дают нам офигеть какой перевес?
– Да не то чтобы… Но гидрокрысы терпеть не могут огня. Как и все живое, но они – особенно.
– Не потухли бы…
– Упаси Арх.
Моя плазма на спине, дробовик под плащом Бориса. Против такой толпы они как бейсбольные биты против пчелиного роя. Если бы эта орда решилась, смяла бы нас вместе с факелами, просто никто не хочет быть первым. Первые – всегда смертники.
Путь преградил водопад, пришлось идти сквозь. Борис накрыл меня плащом, и мы пробежали под стеной воды. Факел Бориса погас, а на моем пламя сжалось в трепещущий комочек, но дождевые коридоры на этом кончились, дальше пласты плит крепкие, сухие.
С помощью моего факела развели костер, одежда сушится.
– Значит, логова культа больше нет? – спросил я. – Его ведь поглотила Тьма.
– Фирма гарантирует. Коннери умник, но укротить Тьму ему не по мозгам. В кои-то веки Тьма сделала что-то хорошее. В Руинах стало чище. Хотя бы на время.
– На время?
– Уверен, Харальд, Коннери и прочая элита сбежали через телепорты, не дураки, такой исход наверняка предвидели. Но пока соберут вокруг себя новых психов, пока найдут место для нового убежища, пока отстроят…
– Они в курсе, что мы пришили жрицу?
– Может, и нет. Подумали, что сгинула во Тьме с другими.
Сидим у костра, я в одних труселях, Борис голый по пояс, играем в шахматы. Плазма и дробовик дежурят бок о бок у осколка статуи ангела – у каменного крыла. Шмотки висят тяжелой улыбкой на веревке, мы натянули поперек коридора. С вещей капает в пламя, вода шипит.
Я повел коня в атаку.
– Ты говорил, Тьма уничтожает не только материю, но и пространство. Расстояния между городами укорачиваются, ведь между ними Тьма съедает куски реальности.
– Да.
Обмен пешками, черная и белая покидают доску.
– А Руины так не исчезнут совсем?
– Руины бесконечны. У бесконечности сколько ни вычти, все равно останется бесконечность.
– Это радует. Лишь бы Руины были бесконечными в самом деле.
– Не сомневайся. Хотя, что Руины могут исчезнуть, и впрямь не исключено…
Моего коня, внезапно угодившего в петлю, срубил конь Бориса. Соображаю, как быть, пальцы нервно поигрывают, а Борис продолжает:
– Есть версия, что вспышки Тьмы – знак того, что Руинам приходит конец, они умирают.
– «Умирают»? Они же камни…
– Виртуальные камни, если помнишь. И если веришь. А виртуалу нужен источник питания.
– Ну… даже если так, почему Руины должны исчезнуть? Их что, выдернули из розетки?
– Вроде того.
– Зачем?
Пока я спасал положение на левом фланге доски, Борис пробил оборону правого, с доски улетел мой слон.
– Руины никому не нужны.
– То есть? Ты же говорил, это какой-то великий эксперимент, здесь запустили новую эволюцию, и все такое…
– Но не говорил, что Руины для этого – полигон не единственный.
– А что, мест, подобных Руинам, несколько?
– Угу. Примерно как звезд в небе.
– И откуда такая уверенность?
Борис глубоко затягивается сигаретой, губы пускают вверх кольца, он смотрит на них задумчиво.
– Люди всегда преувеличивают свою значимость. Когда-то всерьез думали, что Земля в центре мироздания, что солнце, планеты и звезды размером с горошины, вращаются вокруг нее. За попытки доказать обратное сжигали. Но выяснилось, что Земля, оказывается, не центр, а один из булыжников, да еще не самый большой, пляшет вокруг солнца, по сравнению с ним – блоха. Ну ладно, скрипя зубами, приняли. Но если не Земля, то хотя бы солнечная система точно – центр Вселенной. Верили, верили, но и тут облом. Оказалось, и солнце – капля в море, и тоже не в центре, а где-то на обочине…
– Это ты к чему?
Ладью на защиту короля. Кажется, меня зажимают в клещи.
На мою половину доски вторгается вражий ферзь.
– Все, кто, как и я, верят, что Руины – виртуальная реальность внутри компьютера, где запущен процесс генерации, чтобы создать высшее существо… Все почему-то уверены, что это грандиозный эксперимент мирового уровня, вокруг него работают миллионы умов по всей планете, на него брошены вычислительные мощности всех суперкомпьютеров мира, за ним следит мир…
– Хочешь сказать, эксперимент не такой уж грандиозный?
– Может, даже не эксперимент, а рядовая программка. Игрушка на ноуте школьника. Возможно, в будущем у каждого ребенка в планшете сотни таких миров, как Руины.
– Да уж, быть юнитом в игрухе на компе школоты… как-то не слишком эпично.
– Даже если эксперимент, вряд ли единственный. Запустили тысячу таких миров, получили, что хотели, в одном, а про остальные забыли. Даже не выключили. Просто забыли. Это как играл чувак в «Варкрафт» на рабочем месте, разбил врага в пух и прах, потом его позвали на обед, умчался, а закрыть игру забыл, и юниты продолжают жить своей жизнью, что-то строят, добывают, хотя цель игры давно выполнена, в их суете уже смысла нет.
– Но если бы так было в нашем случае, Руины бы не умирали. А они, говоришь, умирают, Тьма – признак старения…
– Думаю, наш случай слегка иной. Представь, что этот самый чувак купил новый ноут, а старый, такой древний, что и продавать нет смысла, решил выбросить на свалку. Причем не удосужился выключить, даже проги не закрыл. Выбросил – и все.
Ферзь рубит мою ладью, король в плену. Шах и мат.
– И валяется наш ноут на помойке, – подытожил Борис. – И работает на батарее.
– А батарея садится?
– Угу. Говорят, когда-то Руины были новенькие, как императорский дворец… Но батарея начала садиться, энергии обновлять мир не хватает, и лабиринт стал ветшать, разваливаться… Превратился в Руины. А сейчас энергии вообще дефицит, не хватает отображать все коридоры, и куски мира просто сворачиваются, исчезают, гаснут…
– Я родился в умирающем мире, – изрек я как в трансе. – Откуда выхода нет.
Борис пожимает плечами, мол, что поделать, эти правила придумал не он.
– Хотя есть же вероятность, – встрепенулся я, – что мимо этого несчастного ноута на свалке пройдет бомж, а у него в кармане окажется флешка, его привлечет то, что на дисплее… Он вставит флешку, сделает скрин, где окажемся мы с тобой, кинет скрин на флешку, и мы спасены.
Борис улыбнулся, как учитель способному ученику, словно давно ждал услышать подобное и наконец услышал.
– Ну вот, начал мыслить позитивно, несмотря ни на что. Осталось этого бомжа дождаться, привлечь и убедить засейвить именно нас.