Автоматы все ближе. Рассыпаются полукругом. То и дело выбрасывают вперед и в стороны гибкие щупы с сенсорами на конце. Один сбивает — на лету — птицу. Сыплются перья, как черный снег.
Мне надо сделаться частью древесного ствола. Слиться с ним. Остыть, отдать стволу все тепло… Дерево, дерево, спаси меня!
Один из автоматов — шагающее устройство на трех ногах, с тремя когтистыми манипуляторами — осматривает соседнее дерево. Щупы вытягиваются на десять метров вверх, трясут ветку за веткой. Валятся шишки. Обыскав очередной объект, механизм направляется к следующему. К дереву, на котором сижу я.
Хочется заорать и броситься вниз. Попробовать убежать. Хоть попытаться! Но я сижу — и с опозданием вспоминаю, что моя кровь осталась там, на нижних ветках. Кровь из пораненных ладоней.
И автомат находит кровь.
Яростным зеленым огнем вспыхивают сенсоры. Выдвигается антенна — он передает сигнал Хозяину? Щупы — их два — обвивают ствол с двух сторон. Медленно, неторопливо двигаются все выше. Обшаривают ветку за веткой.
Я прижимаюсь к дереву всем телом. Я — дерево. Я — его часть. В моих жилах — древесный сок. Я неподвижна… Я замерла!
Щуп касается подошвы башмака. Вся моя сила воли уходит на то, чтобы не дернуться.
Щуп поднимается выше. Трогает штанину. Скользит по древесному стволу, обшаривает кору, трогает мою спину…
Я перестаю дышать.
Другой щуп появляется прямо передо мной. И, помедлив, касается лица.
Я не двигаюсь. Я дерево. Дереву все равно, кто его трогает. С деревом заигрывает ветер, бродят по веткам птицы, дятел долбит кору…
С резким раздраженным визжанием щупы исчезают. Моментально втягиваются внутрь, под корпус механизма. Раскачиваясь на трех ногах, автомат идет к следующему дереву.
Я сижу на ветке целую ночь. Слышу, как автоматы обшаривают лес. Все жду, что они вернутся. Все жду, что явится Хозяин; поиски длятся долго, на свету и в темноте. Наконец автоматы отступают на Завод.
Я боюсь, что они оставили надсмотрщика, который дождется, пока слезу с дерева, и тогда схватит меня. Поэтому я сижу на ветке до утра.
Утром лес просыпается. Ржавый лес. Дерево, давшее мне приют, покрывается росой. Я жадно облизываю каждую иголочку. Потом спускаюсь вниз (руки-ноги онемели так, что почти падаю) и слизываю росу с травы.
Роса на моей одежде. На волосах. Роса смывает кровь с лица и ладоней. Я умываюсь в росе — и оживаю. Как будто не было страшной ночи. Как будто мы гуляем в лесу — с Ярым…
А ведь Ярый остался в поселке трех родов! И, может быть, ждет меня? Может, если я вернусь и расскажу всем правду, он простит меня?
Я не решаюсь выйти из леса на открытое пространство. Прячась за стволами, подбираюсь ближе, вижу холмики ржавой глины и сваленные на них рваные барабаны, негодные бубны, сломанные трембиты. Кладбище моих друзей. Кладбище наших надежд.
Роса высыхает. Поднимается солнце. До поселка — всего полдня пути. Как меня встретят? Что я увижу, когда вернусь?
Сажусь на траву. Страшно хочется есть… И хочется отдыха. Покоя. Нормальной человеческой жизни. Огня в печи. Разговоров. Мужских и женских лиц. И детей. Как мне не хватает назойливых, вечно вертящихся под ногами, шумных детей, каких полным-полно в поселке!
А если автоматы побывали и там?
Хозяин не признался мне, сколько я его ни расспрашивала. Эти столбики на экране, эта вибрация стен, этот ветер в коридорах Завода… Может, все три рода уже там? И дети?
Понимаю, что этого не может быть. Всякий раз перед поглощением приходил вагончик из города…
Из города.
Что сказали люди, прочитав на экране мое послание? Сбой, авария, нестыковка? Не обвинить же в ошибке пикселей — они все действовали строго по команде ритм-блоков…
«Ищите СИНТ». Я могла бы посоветовать им что-нибудь поумнее. «Не верьте контролерам, ловцам…» А как они различат, кто ловец, а кто нет?
Мне надо в город. Не в поселок — в город. Почему эта простая мысль не навещала меня раньше? Надо предупредить диких. Спасти тех, кого можно спасти…
Я должна рассказать им правду. Они ведь ничего не знают! Может быть, они решат — они, не я, — что Завод надо остановить любой ценой. И тогда мы соберем огромную толпу, огроменную, и придем под стены Завода, и тогда победим?
Я поднимаюсь… и останавливаюсь, прислонившись к смолистому стволу. До поселка — полдня пути. А в город… как я доберусь в город? Там же непроходимые горы…
Страшно хочется есть.
Бреду, глядя под ноги, нахожу немного земляники, нахожу грибы, которые когда-то показывал Ярый. Ем сырьем. Меня сразу же начинает мутить. Не отравиться бы…
Слышу ручей. Подхожу ближе. Ручей большой, шире того, на котором мы с Ярым устраивали гонки на ледорезах… Опять эти воспоминания!
Ложусь на живот и пью, как зверь. Пью, постанывая от удовольствия. Потом закрываю глаза.
Все мои беды оттого, что я хочу слишком многого. Мне не достаточно того, что есть. Я хотела большего — и полезла на башню, к диким. Я хотела большего — и ушла из поселка на штурм Завода… А ведь у меня было все: и любовь, и… Слезы падают в ручей.
По стремнине плывет, наполовину погрузившись в воду, обломок ствола с единственной веткой. Сама не зная зачем, ловлю его за кончик ветки и притягиваю к берегу.
Обломок ствола. Куда он плывет? Выпускаю бревно. Оно плывет, неторопливо и торжественно, дальше, за поворот, скрывается из глаз…
А куда впадает эта река?
Почему-то при мысли об этом начинаю волноваться. Мне надо вспомнить что-то очень важное. Я сижу почти у самого Завода, хотя мне надо поскорее убираться отсюда, может включиться антиритм, автоматы могут устроить еще одну зачистку… А во второй раз их не обмануть!
Почему я не бегу куда глаза глядят, в горы? Шум ручья. Я вспоминаю, где в последний раз слышала такой же шум. В тоннеле, где стоит дрезина на шариковых слизнях!
И подземный ход ведет прямо в город… Пригибаясь, крадучись, скольжу вдоль берега, будто примеряясь, каково это — быть рекой. Завод все ближе. Кроны ржавых сосен, под которыми можно укрыться, все реже. У Хозяина в рубке есть обзорные экраны…
Потом я вижу бревно, застрявшее на излучине, и понимаю, что надо делать.
Вода ледяная. Но мне не привыкать. Как есть, в одежде, я вхожу в ручей, превратившийся уже в маленькую речку, и ложусь, обхватив бревно руками. Бревно переворачивается. Я оказываюсь под водой.
Выбираюсь, поднимая ил со дна. Нахожу на берегу полый гибкий стебель. Перекусываю зубами. Делаю трубку. Снова ложусь, обнимаю бревно, дышу через стебель.
Бревно некоторое время раздумывает, а потом медленно трогается по течению. Бревно плывет, и я под ним. Речка на стремнине достаточно глубокая, чтобы не чиркать по дну спиной.
