– Вы говорили про письмо Майкла, – напомнил Игорь.
– Да, действительно. – Слезник уставился на него немигающими глазами. – Все это наверху, в номере. Сейчас у нас нет времени подниматься. Но после ужина мы сможем вернуться сюда.
– Там что-то важное?
– Мне кажется, важна любая память о человеке, который фактически заменил тебе отца. Или я не прав?
«Почему-то всех, кто заменяет мне отца, больше всего интересует та штука, которой делаются дети», – сказал бы на месте Игоря Бяшка, но Азарий Маркович вряд ли был способен оценить такое чувство юмора. Отставив пустую чашку, Слезник взглянул на свои золотые, отделанные эмалью, часы.
– Странно, где Джудит? Я не намерен опаздывать.
Но Джудит в вечернем платье уже выходила из лифта.
Это была коренастая, толстая американка с мужской стрижкой и грубым голосом. Всегда непосредственная, она не сдерживала эмоций – внезапно заливалась оглушительным смехом или вдруг покрывалась багровыми пятнами от обиды, часто без всякого повода. При виде Игоря ее лицо вспыхнуло краской смущения. В такси она что-то пробормотала на ухо Азарию.
– Джудит говорит, ты очень возмужал, – заявил тот, повышая голос. – Конечно, ты уже не тинейджер. Кажется, тебе уже двадцать три года?
Игорь не стал отвечать. В ноябре, еще в Буэнос-Айресе, Азарий и Джудит были на вечернике по случаю его дня рождения, и оба прекрасно знали, сколько ему лет. Он тоже знал, что Азарию за пятьдесят, а Джудит сорок восемь, что больше года она провела в психиатрической клинике после несчастливого романа с танцовщицей из варьете, а Слезник несколько лет жил с молодым студентом-медиком, пока тот учился на дантиста, и даже после его женитьбы поддерживал с ним дружескую связь.
– Нет, ему двадцать лет, но он выглядит старше, – сказала Джудит, прикрывая меховой горжеткой свой некрасивый улыбающийся рот.
– Да, гораздо старше, – согласился Азарий. – Но по-прежнему моложе нас с тобой.
В холле театра их ожидали супруги Леон и Валери, ровесники Азария, сухопарые и загорелые американцы. Валери придерживала у шеи норковое манто, сверкая большим, с полногтя, бриллиантом. Они пожали Игорю руку, выразили соболезнования. Майкла они помнили как прекрасного человека и тонкого ценителя прекрасного. Джудит, когда-то изучавшая русский язык, переводила их слова.
В фойе первого яруса, у входа в ложи, гостей встречали Чистяковы. Увидев Игоря, Оксана Вениаминовна помрачнела, но справилась с собой и даже вполне любезно обратилась к нему после того, как дружески обнялась, соприкасаясь щеками, с Валери, Леоном и Азарием. Лида, видимо, не посвященная в подробности истории с Виталиком, была приветлива, как и раньше.
– Мы все так расстроились из-за милого дяди Майкла, – вздохнула она. – Потом эти полицейские допросы, жуть! Представляю, как оно тебе. Но жизнь продолжается, точно? Тебя Азарий Маркович привез?
– Нет, я сам, – ответил Игорь, хотя это было неправдой.
Он чувствовал унизительную скованность из-за того, что и Чистяковы, и американские старики, и другие гости, которых сейчас знакомили друг с другом, считают, что он уже стал любовником Азария. Это подтвердил и полноватый мужчина во фраке, с кудрями до плеч, который долго тряс руку Игоря, а потом сказал:
– Позвольте выразить соболезнования. Господин Коваль много сделал для нашего фестиваля. Без его поддержки мы бы не выплыли! Надеюсь, Азарий Маркович возьмет его место в оргкомитете… Он с вами не делился планами?
Важные знаменитости, улыбчивые консульские работники, деловитые мужчины в смокингах, неземные балерины, старухи в мехах, дважды, трижды отраженные зеркалами, обнимались, жали руки, восклицали нечто радостно-фальшивое, собирались в живописные группы, словно, не дожидаясь начала спектакля, собрались разыграть свое представление. Официанты разносили шампанское, Игорь выпил два бокала подряд. Он продолжал испытывать неловкость, но одновременно наблюдал и думал. Зачем Майкл, Азарий и все эти высокомерные богачи тратили деньги и время, собираясь здесь? Майкл любил музыку, но деньги он любил больше. Он не раз упоминал в разговорах, что не участвует в проектах с прибылью меньше сорока процентов и никогда не рискует своими вложениями. Вероятно, и Азарий занимался фестивалем балета не только для того, чтобы знакомиться с молодыми солистами.
Ответов на эти вопросы у Игоря не было, как не было и особой надежды на то, что Майкл что-то ему завещал. Он даже не решил, поедет ли с Азарием в гостиницу, чтобы узнать о распоряжениях Коваля, – по крайней мере, уж точно не будет ради этого с ним спать. Он чувствовал себя потерянным и одиноким, как на вокзале, и время от времени ловил цепкие взгляды пожилых мужчин и женщин, которые приглядывались к нему, как к забытому на перроне чемодану.
Роскошное убранство театрального зала, тяжелый бархат расшитого занавеса и вся атмосфера волнующего ожидания на время отвлекли его от тревожных мыслей. Он несколько раз бывал в опере с Майклом и чаще всего скучал, но сейчас невольно ощутил волшебное обаяние театра. Обрывки музыки из оркестровой ямы, шум голосов внизу, как ропот моря, колебания горячего воздуха, блеск украшений, запахи вина и духов от входящих в ложу женщин – обещание праздника невольно будоражило нервы.
– Игорь, дорогой мой, твое место здесь! – Азарий помахал ему программкой, показывая окружающим, что у потерянной вещи объявился новый хозяин.
– Стравинский – мой самый любимый композитор, – проворковала Джудит, неловко выворачивая спину, чтобы вновь взглянуть на Игоря и залиться краской.
– Композиторы с иудейской кровью лучше всего выражают русскую душу, – заявил глубокомысленно Азарий и перегнулся через кресло, чтобы повторить эти слова по-английски для Леона и Валери.
Чтобы не участвовать в их разговоре, Игорь пока не садился, а смотрел вниз, на музыкантов в оркестровой яме, на публику, которая рассаживалась в партере. Он пересчитал ряды, разобрал славянскую вязь на протянутом вдоль сцены полотнище: «Весна священная. Картины языческой Руси» – и вдруг заметил в дверях человека, удивительно похожего на Георгия Максимовича. Тот на секунду остановился, осматриваясь, и быстро прошел в левую часть зала, которая была не видна с места Игоря.
Вспоминая острый профиль и движения незнакомца, Игорь понял, что ошибся, соблазненный мимолетным сходством. Однако, слушая официальные речи итальянского директора фестиваля и русских партнеров, он никак не мог успокоить нервную тревогу, которая вскоре отозвалась в резких звуках музыки. Свет погас, на сцену вышли танцовщики и балерины в белых трусах поверх телесных трико, а он все пытался мысленно сравнить два отпечатка памяти, давнишний и сегодняшний. Музыка возбуждала его. Представляя лицо Георгия, его глаза, нос, насмешливую складку губ, в какой-то момент он начал уставать от собственных усилий, и тогда вместе с легким сквозняком между портьерами скользнула тень, и он явственно почувствовал, как Майкл Коваль встал за его спиной и положил невидимые руки на плечи.
После спектакля особые гости фестиваля, а среди них Азарий Маркович, Джудит и американские супруги, были приглашены на банкет в ресторан пятизвездочного отеля по соседству с театром. Во дворе старинного здания под полосатыми тентами разливали вино и коктейли, разносили блюда с закусками. Говорили речи, пару раз упомянули имя Майкла, и Азарий сказал подходящие к случаю высокопарные слова. Затем Оксана Вениаминовна, которая обхаживала Слезника и его богатых друзей, усадила их за круглый столик в углу террасы. Начали о балете: «Потрясающе. Смело. Неожиданно. Даже не представить, что хореограф из Молдавии».
