Яренс усмехнулся. В первый раз за все это время он выглядел растерянным. «Как раз вовремя», – подумал Ван Вейтерен.
– Ладно. Или вы даете мне обещание убраться отсюда в течение получаса, или я звоню в полицию.
– Я и есть полиция, – дружелюбно объяснил Ван Вейтерен. – Может быть, вам лучше связаться с адвокатом? С хорошим адвокатом… Хотя у вас все равно нет шансов, но все-таки чувствуешь себя намного комфортнее от сознания, что сделал все возможное, поверьте мне.
Яренс снова закурил, но к телефону не пошел. Ван Вейтерен встал и посмотрел на море. Солнце давно закатилось за горизонт, и над набережной сгустились синие сумерки. Он постоял с минуту, облокотившись о низкие перила, в ожидании хода Яренса, но его не последовало.
Яренс продолжал сидеть в плетеном кресле. Потягивал виски и снова курил с невозмутимым видом.
Может быть, он вообще никогда не беспокоится? Ни секунды?
«Лучше всего продолжить», – подумал Ван Вейтерен и снова сел напротив.
Комиссар вылил себе последние капли виски и поднял стакан.
– Как-то быстро закончилось, – отметил он, и Яренс усмехнулся.
Стало совсем темно. Свет от маленькой лампы в углу балкона не доставал до стола. В последние полчаса Арнольд Яренс выглядел как неподвижный контур. Темный силуэт, лицо которого скрывала густая тень, и Ван Вейтерен уже не мог определить, какое действие оказывают его слова и все его усилия. И оказывают ли вообще.
– Значит, вы не хотите рассказать, где зарыли его голову? Это очень жаль, вы так не считаете? Так вам не попасть во все круги ада Данте, вы же понимаете?
Он снова перешел к более вежливым формулировкам, сам не зная почему. Быть может, дело было просто в темноте и алкоголе.
Яренс не отвечал.
– Как вы думаете, что скажет ваша дочь?
– На что? На ваши смешные инсинуации?
– Смешные? Вы и правда думаете, что она будет смеяться?
Яренс снова усмехнулся, как будто хотел проверить, будет ли такая реакция подходящей для этого случая.
– Ваша жена, однако, не смеялась.
Яренс хмыкнул и снова позволил себе усмехнуться. В этом звуке довольно явно слышалось, что он пьян, как показалось Ван Вейтерену, и он решил действовать, не упуская момента, доверившись своему ощущению. «Теперь, – подумал он. – Или сейчас, или никогда». К тому же он почувствовал, что сам уже нетрезв, сомнений нет, они употребили предостаточно, а время не бесконечно.
– Хотите проверить? – спросил он.
– Что проверить?
– Как отнесется ко всему этому ваша дочь?
– Что вы, черт возьми, хотите сказать?
Ван Вейтерен вынул из складки пиджака булавку и зажал между большим и указательным пальцами:
– Знаете, что это?
Яренс помотал головой.
– Это микрофон. Точно, как вы сразу догадались…
– Мне все равно, – перебил его Яренс. – Вы сами знаете, что я не согласился ни с одним из ваших утверждений.
– Это вам так кажется, – возразил Ван Вейтерен. – У вас может сложиться совсем другое мнение, когда вы прослушаете запись. Обычно так и бывает.
– Чушь. – Яренс потянулся за новой сигаретой. – Какое это имеет отношение к моей дочери? Вы собираетесь дать ей это послушать… или что вы имеете в виду?
– Это уже не потребуется, – сказал Ван Вейтерен и осторожно убрал булавку.
– Не потребуется? Что это значит?
– Она уже все слышала.
Яренс уронил сигарету и открыл рот. Ван Вейтерен встал.
– Эти комнаты… – он развел руки в стороны, – то есть номера пятьдесят второй и пятьдесят четвертый…
Яренс схватился за подлокотники и начал подниматься:
– Какого черта?
– В пятьдесят втором сидят трое полицейских с магнитофоном. Они слышали каждое слово нашего разговора. Не пропустили ни одного нюанса, в этом я могу вас уверить. А во втором… – он показал пальцем, – во втором сидят ваша дочь Андреа и ее муж.
– Какого дьявола?..
Ван Вейтерен подошел к перилам и снова показал пальцем:
– Если вы подойдете, то сможете их увидеть. Нужно будет только немного наклониться…
Арнольд Яренс не заставил себя долго ждать, чтобы последовать его совету, и через минуту все было кончено. Но все-таки Ван Вейтерен знал, что этот короткий миг всю оставшуюся жизнь будет преследовать его каждую темную ночь.
А может быть, даже и после.
Подойдя к машине, Ван Вейтерен понял, что выпил намного больше, чем собирался, и сесть за руль совершенно невозможно. Он снял накладную бороду и парик, положил их в мешок и засунул под сиденье до следующего случая. Потом укрылся на заднем сиденье одеялом и пожелал себе спокойной ночи без сновидений.
Через пять минут он уже беспробудно спал и, когда прибыли полиция и «скорая помощь», не слышал ни сирен, ни громких разговоров.
Никто не обратил внимания на его старенький «опель», небрежно припаркованный в двух кварталах от пансионата «Флорианс». Да и зачем бы им его замечать?
43
– Ты видел это? – Юнг протянул газету. – Кажется, ты его допрашивал?
Роот посмотрел на фотографию:
– Да, я. Что, черт возьми, с ним случилось?
– Упал с пятого этажа. Или, возможно, прыгнул. Несчастный случай или самоубийство – это пока неясно. Что он был за человек?
Роот пожал плечами:
– Ничего особенного. В принципе, приятный. Во всяком случае, он угостил меня кофе.
В столовой Рейнхарт сел напротив Мюнстера.
– Доброе утро, – сказал он. – Как дела?
– В каком смысле?
Рейнхарт вытряхнул трубку в пепельницу и начал ее набивать:
– Можно задать один простой вопрос?
Мюнстер отложил в сторону «Неуве блатт»:
– Попробуй.
– Хм… – Рейнхарт подался вперед. – Ты, случайно, не был позавчера вечером в Берензей?
– Даже и не собирался, – ответил Мюнстер.
– А комиссар?
– Не думаю. Он еще на больничном.
– Да, конечно, – сказал Рейнхарт. – Я просто хотел узнать, меня тут посетила одна мысль.
– Вот оно что…
Мюнстер углубился в чтение газеты, а Рейнхарт закурил свою трубку.
Хиллер постучал и вошел в кабинет. Де Брис и Роот подняли головы от рапортов, которые писали.
– По поводу происшествия в Берензей… – Начальник полиции почесал подбородок. – Нам нужно что-то изучить подробнее?
– Скорее всего, нет, – ответил де Брис. – Чистой воды несчастный случай. Они там сами со всем этим справятся.
