Боб покачал головой.
– Да ладно! – Джим устало улыбнулся. – Когда это ты отказывался от выпивки?
– Когда все плохо всерьез. Не брал в рот ни капли год после расставания с Пэм. – Не дождавшись ответа, Боб смотрел, как Джим пьет. – Только не уходи никуда. Я сбегаю вниз, принесу тебе еды.
– Не уйду. – Джим снова улыбнулся и допил, что оставалось в банке.
Сьюзан на диване смотрела телевизор. Работал канал «Нэйчер», и десятки пингвинов ковыляли вразвалку по длинной льдине. В кресле сидела миссис Дринкуотер.
– А ведь хороши, чертенята! – умилилась она, рассеянно теребя карман фартука.
Сьюзан долго молчала, а затем произнесла:
– Спасибо вам.
– Я ничего не сделала, милочка.
– Вы тут со мной сидите. И готовите.
Пингвины один за другим соскальзывали со льда в воду. С кухни доносился аромат цыпленка, которого миссис Дринкуотер поставила запекаться в духовку.
– Я не могу поверить, что это происходит на самом деле. Все как во сне.
– Понимаю, милочка. Хорошо, что братья вас поддерживают. А невестка ваша уехала?
Сьюзан кивнула. Воцарилось долгое молчание.
– Мне она не нравится, – призналась Сьюзан.
Снова долгое молчание.
– Вы общаетесь с дочерьми? – спросила Сьюзан, глядя в телевизор.
Ответа не последовало. Тогда она посмотрела на миссис Дринкуотер.
– Простите. Я лезу не в свое дело.
– О, ничего страшного. – Миссис Дринкуотер достала скомканный бумажный платочек и промокнула глаза под огромными очками. – Честно говоря, у нас с ними были некоторые сложности. Особенно со старшей.
Сьюзан перевела взгляд на экран. Пингвины теперь плескались в море, их головы то уходили под воду, то снова выныривали на поверхность.
– Может, расскажете? Я бы послушала.
– Конечно, милочка. Энни покуривала. Когда это выяснилось, в доме был жуткий скандал, я приняла сторону Карла. Потом молодого человека, с которым она встречалась, призвали в армию. Тогда, как вы помните, как раз начинался Вьетнам. Мальчик сбежал от призыва в Канаду, Энни поехала вместе с ним, а когда они расстались, она решила не возвращаться домой. Заявила, что не желает жить в такой бесчестной стране, как наша.
Миссис Дринкуотер умолкла, посмотрела на смятый платочек, зачем-то расправила его на коленях и опять скомкала.
– Он взял с собой одежду, – сказала Сьюзан, обращаясь к телевизору. – Раз взял одежду, значит, собирался ее носить. – Она подумала и добавила без всякого выражения: – А в гости вы туда ездили?
Миссис Дринкуотер покачала головой.
– Энни нас не приглашала.
Пингвины снова карабкались на лед, упираясь плоскими лапами. Глазки у них поблескивали, маленькие тельца лоснились от воды.
– Энни лелеяла романтические представления о Канаде. Все жалела о том, что ее прапрадед уехал оттуда, обанкротившись и бросив ферму. Кредиторы были просто чудовищами, сами понимаете. Она считала, что знает все о подлости и бесчестье. А я ей сказала: «Ха!»
Нога миссис Дринкуотер в махровом тапке подергивалась вверх-вниз.
– А я думала, ваша дочь живет в Калифорнии. Вроде бы вы мне когда-то говорили.
– Да. Теперь она живет там.
Сьюзан встала.
– Пойду наверх, прилягу, пока братьев нет. Спасибо вам. Вы очень добры ко мне.
– Да бросьте! – смущенно отмахнулась миссис Дринкуотер. – Позову вас, когда они приедут.
Она осталась сидеть в кресле, теребя фартук и в клочки разрывая бумажный платок. Вместо пингвинов теперь показывали влажные тропические леса. Миссис Дринкуотер смотрела на экран, а в голове у нее вертелись мысли совсем о другом. Она вспоминала дом своего детства, как много в нем было народу, братья, сестры… Все твердили, что надо вернуться в Квебек, и никто никуда не ехал. Она вспоминала Карла и жизнь, которую они прожили вместе. О дочерях она вспоминать не любила. Она предвидеть не могла – впрочем, никому не дано ничего предвидеть, – что взросление ее девочек придется на время протестов, наркотиков и войны, которую они не будут считать своей. Вот одуванчик – белые невесомые пушинки разлетаются на ветру; так и ее семью разметало по свету. Никогда не задаваться вопросом «почему» – главный секрет душевного спокойствия. Ей это было давно известно.
Тропический лес бушевал сочной зеленью. Миссис Дринкуотер смотрела, подергивая ногой.
Боб вернулся в номер с двумя сэндвичами.
– Джимми? – позвал он.
В комнате никого не было. В ванной горел светильник над раковиной.
– Джимми?
Он бросил пакет с сэндвичами на кровать рядом с телефоном Зака.
Джим нашелся на балконе – стоял, прислонившись к стене, как будто боялся упасть.
– Ой-вэй, – вздохнул Боб. – Ты пьян.
– Вообще-то нет, – тихо ответил Джим. Его голос едва слышался за шумом воды.
– Пойдем-ка в комнату.
Налетел внезапный порыв ветра. Джим поднял руку, обвел распростертый перед ними пейзаж – реку, город на другом берегу, шпили церквей, деревья и крыши.
– Все должно было быть совсем не так. Я ведь хотел защищать людей этого штата.
– Ах ты, господи! Нашел время раскисать.
Джим повернулся к брату. Выражение лица у него сделалось очень детское, усталое и растерянное.
– Слушай, Бобби. В любую минуту нам позвонят патрульные и сообщат, что какой-нибудь фермер нашел Зака висящим на балке в сарае или на дереве. Я понятия не имею, взял ли он ноутбук. Сумка с одеждой? Ерунда. – Джим постучал себя в грудь большим пальцем. – И знаешь? Получается, это я убил его. – Он вытер лицо рукавом. – Я затмил Дика Хартли на демонстрации, наорал на Диану Додж. Слишком много выделывался и все испортил.
– Джим, ты бредишь. Никто не находил Зака мертвым, а в том, что произошло, нет твоей вины.
– Он звонил мне в мою большую никчемную фирму, и его со мной даже не соединили, такие важные люди там собрались. – Джим отвернулся к реке, медленно качая головой. – А ведь когда-то я считался лучшим адвокатом по уголовному праву в стране. Ты представляешь?
– Джим, прекрати.
На лице у Джима застыла растерянность.
– Я должен был остаться здесь и обо всех позаботиться.
– Да? Кому должен? Все, пошли в комнату, тебе надо поесть.
Джим отмахнулся, продолжая глядеть на реку, положил руку на перила.
– Я должен был остаться, а вместо этого погнался за славой. Всем было интересно мое мнение, меня всюду звали – выступление тут, ток-шоу там. Мне много платили, и я был рад, потому что мог не зависеть от денег Хелен. Но, положа руку на сердце, мне просто хотелось защищать людей, которых никто не брался защищать. И все это обратилось в дерьмо. – Он обернулся к Бобу, и тот с изумлением увидел слезы в глазах брата. – Беловоротничковая преступность? Защита людей, сколотивших миллионы на хедж-фондах? Какое дерьмо, Боб! И вот теперь я возвращаюсь с работы, а дом стоит пустой. Дети, господи, дети были всем! К ним вечно приходили друзья, а теперь в доме так тихо, и мне страшно! Я часто думаю о смерти. Думал даже до этой нашей поездки. Я думаю о смерти и как будто оплакиваю себя самого. Эх, Бобби, дружище, что-то я совсем потерялся.
