Она привыкла к операм, кинотеатрам, ресторанам, к разговорам об искусстве и полете на Луну, к игре на рояле, к тому, что он иногда нежно поглаживает ее руку. Она читала книги, которые он ей давал, она научилась любить то, что любил он, она даже постаралась освоить программу национал-социализма — только чтобы нравиться ему, чтобы он всегда был с ней рядом.
Единственное, что омрачало ее безмятежную жизнь, была Гели Раубаль.
— Он все-таки не любит меня! — вся в слезах, жаловалась Ева сестре. — Да, я нравлюсь ему, он любуется мной, но пока есть она, другие женщины его не интересуют! Все называют ее пустоголовой маленькой шлюхой, но он без ума от нее! По вечерам он только у нее, он специально снял ей дом! Я с ума схожу, когда думаю, что вот сейчас, в эту минуту, они могут быть вместе! И, кажется, он делает все возможное, чтобы она не узнала обо мне.
— Ну, это естественно, а при его возможностях еще и легко. — Ильзе нежно поглаживала Еву по плечу. — Не подавай виду, что тебя это задевает. Следи за собой, будь красива, приятна, весела, и когда-нибудь он это оценит и не сможет с тобой расстаться, уверяю тебя. И прошу, только не устраивай ему сцен ревности.
— Конечно, Ильзе, я же не такая глупая! Если я когда-нибудь это сделаю, этот день будет последним в наших отношениях…
Пройдет целых три года до того момента, как Гели при трагических обстоятельствах исчезнет из жизни Евы — но не из памяти Гитлера. В один из солнечных сентябрьских дней, когда Гитлер отправится в предвыборное турне, она застрелится, и ее смерть станет настоящей трагедией для избранника Евы Браун. «В моей жизни одна только Гели внушала мне подлинную страсть, это единственная женщина, с которой я мог бы связать свою жизнь супружескими узами», — так он скажет, и Еве придется с этим смириться.
В течение еще семи лет каждое Рождество Гитлер будет приезжать в Мюнхен, запираться в комнате погибшей подруги и в одиночестве горевать о ней. Он закажет большой портрет Гели, и возле него постоянно будут стоять букеты свежих цветов… А лучший скульптор Германии вылепит ее бюст, который установят в рейхсканцелярии… А Еве придется, чтобы вернуть к себе внимание фюрера, начать ненавязчиво подражать Гели: носить такую же прическу, ходить и даже говорить, как она…
* * *
Что несколько огорчало Еву, так это то, что родители были совсем не в восторге от происходящего.
В один прекрасный солнечный они поехали прогуляться к австрийской границе и были весьма удивлены, встретив там Еву вместе с множеством каких-то совершенно незнакомых людей.
— Папа, мама, какой сюрприз! Я тут от нашего фотоателье на съемках фюрера. Позвольте представить его вам! — радостно защебетала Ева и подвела Адольфа к родителям.
— Здравствуйте, фрау и господин Браун, — галантно поклонился Гитлер и поцеловал руку матери Евы. — Прекрасная сегодня погода. У вас замечательная дочь, — добавил он с улыбкой.
Родители были совершенно очарованы фюрером — но случайно проговорилась Ильзе. Когда Ева в очередной раз приехала в дом родителей, они встретили ее отстраненно и холодно.
— Папа, мама, что с вами? — воскликнула расстроенная Ева.
— Он тебе в отцы годится, — бросила мать, не глядя на нее. — На кого ты тратишь свою молодость?
— Но, мама…
— Помолчи! Твоя сестра нам обо всем рассказала! Он обращается с тобой, как со шлюхой, да?
— Как ты можешь, мама? — пробормотала потрясенная до глубины души Ева, но тут отец протянул ей какой-то конверт.
— Передай это своему так называемому возлюбленному, — и больше он не сказал ей ни слова.
Вернувшись домой, Ева сразу же вскрыла письмо. То, что она прочитала, шокировало. Отец осмелился мешать ее счастью!
«Глубокоуважаемый господин рейхсканцлер! Я придерживаюсь, наверно, уже несколько старомодного морального принципа: дети должны уходить из-под опеки родителей только после вступления в брак. Я был бы Вам в высшей степени признателен, если бы Вы не поощряли склонность моей, пусть даже совершеннолетней, дочери к самостоятельной жизни, а побудили бы ее вернуться в лоно семьи».
Некоторое время Ева раздумывала, держа письмо в руке.
«А ведь он страшно боится, — вдруг пришло ей в голову. — Ну конечно же, он боится, несмотря на этот холодный, возмущенный и самоуверенный тон! Иначе он не отдал бы письмо мне, а передал в рейхсканцелярию или отправил лично Адольфу!»
Возмущенная до глубины души Ева порвала письмо на мелкие кусочки.
* * *
«Почему я должна все это выносить? Лучше бы мне никогда его не видеть! Он по-прежнему относится ко мне странно: может благосклонно отвечать на ласки, а может быть отстраненно холодным. Может несколько вечеров подряд проводить со мной, а может не приезжать месяцами. Погода такая чудесная, а я, любовница самого великого человека в Германии и на Земле, сижу и могу только смотреть на солнце через окно.
Можешь себе представить, милая Ильзе, он открыто рассуждает о невозможности нашего брака. А эта актрисулька, Юнити Митфорд… Она известна как Валькирия и выглядит соответствующе, особенно ее ноги. Он называет ее английской розой и идеальным образцом арийской женщины. Я вынуждена мириться с тем, что все надо мной смеются!
Фюрер производит просто сумасшедшее впечатление на женщин — вероятно, ты и сама заметила это, но мне несколько неприятно, когда пятнадцати-шестнадцатилетние девушки бросаются под колеса его автомобиля — причем действительно рискуют жизнью, — для того чтобы только прикоснуться к нему. Ежедневно он получает тысячи писем от женщин, которые хотят иметь от него ребенка… Как я все это терплю? Хотя, конечно, чего еще ждать? Он поистине великий, гениальный человек, и естественно, что его обожает вся нация…
Фюрер назначил меня своим личным секретарем, и я теперь могу присутствовать на официальных приемах. Но на людях он очень холоден со мной, и я часто из-за этого плачу.
Я очень одинока. Ему не нравилось, что я катаюсь на лыжах и занимаюсь спортом, и я перестала это делать. Немного скучно. Но у меня теперь есть дом, и я обставила его по своему вкусу: жду не дождусь, когда ты приедешь в гости и посмотришь на мое гнездышко.
А еще, ты не поверишь, от нечего делать я описываю свои наряды! Может быть, тебе это покажется глупым и несерьезным, но, с другой стороны, мой фюрер уже надарил мне столько всего, что в моей гардеробной собралась целая коллекция лучших образцов моды. Да-да, я составляю настоящий каталог: где была куплена вещь, за сколько, когда и при каких обстоятельствах. Кто знает, для чего это может потом пригодиться… Да и к тому же эти вещи мне дороги: они куплены Адольфом и напоминают о нем.
А еще, когда ты приедешь, Ильзе, я покажу тебе фильмы с собой в главной роли и фотографии — все это я снимаю сама. Ты знаешь, я так увлеклась и снимаю совершенно все подряд, всю нашу жизнь, всех гостей, которые приезжают к Адольфу. Это кажется мне очень интересным, а кроме того, забавным и полезным занятием.
