Целую тебя и обнимаю тебя, моя любовь, мой возлюбленный маршал.
Твоя Ивонна».
Ева Браун. Мой фюрер
Утро началось как всегда — с чашки кофе и беседы с Генрихом Гофманом о новых тенденциях и именах в искусстве фотографии. Потом пришла пора выдачи заказов клиентам — это время Ева любила больше всего. Пошутить и посмеяться с самыми разными людьми — что может быть лучше? К тому же в ее работе есть неоспоримый плюс: можно завести бесчисленное множество знакомств, и не только с нужными и важными людьми, но и с молодыми неженатыми красавцами. Ей уже семнадцать — пора, пора подумать о семье…
Ближе к обеденному часу Ева стояла на стремянке, разбирая фотографии. Высокая и спортивная, она легко дотягивалась до самых верхних полок. Случайно взглянув вниз, она вдруг заметила, что незнакомец со смешными усиками и большой фетровой шляпой в руках, беседовавший с Гофманом на диване в углу, не отрывает взгляда от ее ног. Ева хмыкнула про себя — своими ногами она гордилась! — клиент есть клиент, разве откажешь ему в невинном удовольствии.
— Познакомься с господином Вольфом, Ева, — обратился к ней Гофман, когда она спустилась вниз. — А это наша очаровательная фройлейн Браун, моя ассистентка и по совместительству фотомодель. Будь любезна, Ева, сходи за пивом и паштетом.
— Конечно, господин Гофман.
Девушка кивнула гостю и улыбнулась. Она ждала, что господин Вольф сейчас скажет что-то вроде «у вас очень привлекательная ассистентка», но он ничего такого не сказал и даже руку ей пожал с самым равнодушным видом.
Еву пригласили присоединиться к застолью. Она съела бутерброд, из вежливости немного выпила. Вольф не сводил с девушки глаз, засыпал комплиментами и захватывающе, остроумно рассказывал о последнем спектакле.
— Кто этот человек? — спросила она вечером хозяина ателье.
Тот изумленно воззрился на нее. Лицо его выражало полнейшее недоумение.
— Что значит — кто, малышка? Я думал, ты узнала его и знакомство тебе польстит!
Ева ничего не понимала.
— Это же Адольф Гитлер, глупенькая! Он мой старый товарищ и клиент, Вольф — его партийный псевдоним. Не знал, что ты так далека от общественной жизни… Все газеты только о нем и кричат!
Ева немного обиделась, но промолчала. Конечно, она слышала об этом скандальном политике и даже пару раз слышала его речи. Но чтобы вот так просто… здесь, на работе… познакомиться с ним! Об этом нельзя было даже помыслить! Неудивительно, что она его не узнала!
— Я покажу тебе альбомы, — сказал Гофман. — Думаю, тебе будет интересно.
Еще бы! Конечно, ей было интересно! На следующий день — к счастью, было мало клиентов — она несколько часов провела, листая эти альбомы и внимательно рассматривая каждую фотографию: «Гитлер в партийной униформе», «Гитлер в окружении штурмовиков», «Гитлер посреди ликующей толпы», «Гитлер на фоне знамен со свастикой»… Какая интересная жизнь, какие занятные люди вокруг него!
К концу дня она уже была влюблена по уши.
* * *
История имела романтическое продолжение.
Они встречались очень часто, ходили в кино, на прогулки в парк. Адольф дарил Еве вестерны своего любимого Карла Мая, и она жадно прочитывала их и тоже их полюбила — потому что их обожал он.
Адольф вел себя более чем по-джентльменски, в галантности ему не было равных. Он не позволял себе пошлостей и двусмысленностей, целовал ей руки и предугадывал любое ее желание. Очарованная Ева изнывала от желания стать ближе к нему, ощутить вкус его поцелуя, но ни о какой физической близости речи не шло, и она терзалась сомнениями: так ли уж нравится она ему?
— Женщина способна любить глубже, чем мужчина, — говорил он ей, и Ева, замирая от восторга — он признавал глубину чувств женщины, — могла полночи проплакать, уверенная, что так он намекает на свою нелюбовь к ней.
Но на следующей прогулке он говорил, что браки, берущие свое начало от плотских ощущений, обычно неустойчивы и в ней загоралась надежда: он хочет, чтобы она стала его женой и потому не торопится!
Ева очень хотела любить — и вот наконец нашелся тот, кого она могла не просто любить, а обожать. Боготворить. Она мечтала отдать ему всю себя, без остатка. Потрясенная и польщенная тем, что на нее обратил внимание такой известный человек, она не замечала ни его нервных срывов, ни экстравагантных поступков, которые в другом человеке могли бы ее напугать. Ее не отталкивали даже его заявления о том, что умный мужчина всегда должен выбирать примитивную и глупую женщину, она все равно слушала его открыв в восхищении рот, а уж на внешность возлюбленного она тем более внимания не обращала. А он был весьма и весьма далек от совершенства: мускулист, но склонен к полноте, имел впалую грудь, сутулился, был кособок и имел большие, не соразмерные с ростом ступни. Лицо его, которое могло показаться даже отталкивающим, для влюбленной девушки было самым прекрасным в мире: неприятные маленькие глаза, крупный нос, квадратные усики и желто-коричневые зубы.
— Он обладает просто-таки животным магнетизмом! — захлебываясь словами, делилась Ева с Ильзе, старшей сестрой. — От него невозможно отвести взгляда! Он так говорит! Он гений! Честное слово, гений! Он настоящий вождь нации…
Ильзе насмешливо крутила пальцем у виска, мол, что поделаешь, младшая сестренка влюбилась, куда деваться…
Ева всегда хорошо одевалась, а теперь стала уделять своей внешности особое внимание: надевала только облегающие платья и свитеры или короткие, до колен, юбки и легкие блузки — и обязательно самые модные. Она часами крутилась у зеркала, поворачиваясь то так, то этак и вызывая неодобрение сестры.
— Он лидер нацистов, Ева, — говорила Ильзе, которой эта странная связь нравилась все меньше и меньше. — А еще он почему-то твердо убежден, что знает все на свете и несет людям абсолютную истину. Ни папа, ни мама не одобрят твой выбор.
— Подумаешь, — отмахивалась Ева, придирчиво выбиравшая помаду или заколку. — Главное, что я люблю его и нам хорошо вместе.
— А замужество? Тебе ведь нужно будет выйти замуж. Родители ни за что не позволят тебе венчаться с Адольфом.
— Это все равно, — раздраженно огрызалась младшая сестра. — Им придется позволить мне это!
— Да и он, по-моему, вовсе не горит желанием жениться на тебе… — все-таки добавляла колко старшая.
* * *
Первым цветком, который он ей подарил, была желтая орхидея. Ева засушила ее и долго хранила. Она часто любовалась им, порой упрекая себя в излишней сентиментальности, — но с другой стороны, что тут такого? Первый цветок, первое проявление нежности от любимого человека…
— Моя маленькая нимфа, — называл он ее, и Ева могла многократно повторять про себя эти его слова. — Моя маленькая нимфа, из-за тебя мне стали нравиться молодые, смазливые и невинные!
