Тэла зевнула и, оглядевшись, бросила:
– Красиво здесь.
Вокруг нас и до самого горизонта простирались поля, щебетали птицы, летая в ясном, без одного облака, голубом небе, а где-то далеко-далеко, на холме, медленно ползли два трактора.
– Очень красиво, – тихо произнес я. – Вот здесь бы жить.
– Угу, – подтвердила Маша и начала тормошить Змея: – Вставай, хватит спать. Посмотри на эту красоту.
Змей, открыв заспанные глаза, хмуро пробормотал:
– Который час?
– Одиннадцать, – сказал я. – Поднимайся, надо собираться.
Тэла сняла свою майку, оголив грудь, и начала стаскивать с себя джинсы.
– Не рано ли для утреннего стриптиза? – спросил Змей, тряся головой, чтобы отогнать сон.
– Нет, не рано, – ответила Тэла, сняв джинсы и оставшись в черных трусиках. – Я иду купаться. Денис, идешь со мной?
– Пока не хочу, – произнес я. – А ты иди. Ты похожа на русалку, когда плаваешь.
Тэла встряхнула волосами и засмеялась:
– Может быть.
Я проводил взглядом ее фигуру и подумал, что у нее все-таки великолепное тело. Как у фотомодели.
Только Змею было на все наплевать – и на природу, и на обнаженную Машу. Он снова лег и через мгновение уже спал.
– Это лето чудес, – сказал я себе, вспомнив строчку из песни Андрея. – Лето чудес.
Закрывшись от солнца майкой Тэлы, я сел возле дерева и вспомнил свой приезд в Одессу, три месяца назад. Каким давним теперь это мне казалось! За эти месяцы я стал совершенно другим, полностью изменился. Проведенное в Одессе лето стоило всей моей прежней, спокойной московской жизни. Вот около меня находится практически голая девушка, а я почти равнодушно смотрю на нее. Интересно, что бы я чувствовал три месяца назад? Это лето запомнится мне навсегда. А последняя неделя особенно.
Я задумался и совсем не заметил, как вернулась Тэла.
– Вода чудная, – весело сказала она. – Ты зря не пошел.
– Да-да, – очнулся я. – Одевайся, пора идти.
Совместными усилиями мы растолкали Змея, затем привели себя в порядок (насколько это было возможно – все равно, глядясь в зеркальце Тэлы, я себя не узнавал) и с сожалением оставили нашу полянку.
Через минут двадцать, идя по проселочной дороге, мы вышли на шоссе, по которому ехали редкие машины, и стали голосовать. Некоторые машины останавливались – в большей мере благодаря Маше, чем нам со Змеем, но брать троих, тем более бесплатно, отказывались. Но вскоре нам повезло.
Видавший виды небольшой микроавтобус затормозил возле нас, и из окна высунулись два любопытных мужика.
– Куда?
– В Одессу, – сказала за всех Тэла. – Подвезите.
Мужики переглянулись, затем один спросил у Змея, кивнув на его гитару:
– Умеешь?
– Умею, – ответил Змей.
– Залезайте, – кивком разрешил нам водитель. – До Одессы не подбросим, но где-нибудь поблизости высадим.
И мы поехали, всю дорогу слушая песни, которые пел Змей.
– Какое сегодня число? – спросила у меня Маша.
– Второе сентября, – машинально ответил я.
– Сегодня же день рождения Одессы! – воскликнула она. – Вечером в городе будет праздник.
А я подумал о том, что уже неделю не был дома, с того самого злосчастного дня, когда исчезла Аннушка и все полетело кувырком. Тетка, конечно, с ума сходит, но ведь я позвонил на следующий день, сказал, что вернусь через неделю. Угадал. Она могла сообщить в Москву, моим, но это не страшно. Главное – найти сегодня Аню, а в том, что я найду ее, у меня нет ни капли сомнения. И так эта неделя была очень бурной, пора заканчивать. Сколько всего случилось за неделю! А началось все, когда я выбежал из квартиры Глеба и, потеряв в темноте Аню, сразу пошел в храм, потому что ей некуда было больше идти, как я тогда думал. В храме я провел всю ночь, но она так и не пришла.
Утром, когда я, наконец, забылся тревожным сном на старой раскладушке, меня осторожно разбудил Руслан.
– Послушай, Денис, – тихо произнес он. – Я вот что подумал. Если ты говоришь, что дело серьезное, то мне кажется, я знаю, куда она могла уехать.
– Куда??! – закричал я.
Руслан забарабанил пальцами по своему колену.
– У нее была подруга, Юля, тоже наша прихожанка. Они очень дружили, но Юля вышла замуж и уехала в Харьков. Возможно, Аня у нее. Я почему так думаю – Аня просто уже несколько раз к ней уезжала.
Предположение Руслана показалось мне настолько логичным, что в тот же день я купил билет в Харьков и в десять часов вечера занял свое место в поезде «Одесса—Харьков». Перед этим я зашел домой за деньгами, и на мое счастье, тетки дома не оказалось. Я написал записку, в которой обещал позвонить, и пошел на вокзал.
Моими попутчиками оказались грустная девушка моего возраста и пожилая семейная пара. Ни с кем не разговаривая, я забрался на верхнюю полку и почти сразу заснул.
Проснулся я оттого, что на мое лицо упали капли дождя, влетевшие через открытое окошко. Уже наступила ночь. Вспышки молний озаряли бесконечные поля; глухо грохотал гром. Мне захотелось курить – это получилось против моей воли, но я стал баловаться сигаретами.
Осторожно ступая, чтобы не разбудить спящую семейную пару – девушки не было, я направился в тамбур. И там увидел свою попутчицу. Она стояла возле открытого окна и беззвучно плакала. Ее слезы смешивались с каплями дождя, падающими на лицо, рокотал гром, и мне стало ужасно жалко эту чужую для меня девушку.
Понимая, что лишний здесь, я хотел уйти, но девушка обернулась и, увидев меня, заплакала еще сильнее.
– Не плачь, – попросил я, почти чувствуя ее боль. – Пожалуйста.
Девушка снова посмотрела на меня и, зажмурив глаза, сказала:
– Не буду.
Стук колес выбивал флегматичную дробь, и в этих звуках я внезапно тоже услышал печаль.
– Ты куришь?
Девушка кивнула головой. Я протянул ей одну сигарету и поднес огонек зажигалки.
– Как тебя зовут?
– Оля.
– Енисей, – сказал я. – Денис.
Оля не удивилась моему необычному имени. Равнодушно куря, она смотрела на потолок и скорее всего меня не слышала. Но я ошибся.
– Енисей. Красивое имя. Куда ты едешь?
Я вздохнул.
– Не знаю. Вперед. Ищу свою девушку.
Оля вытянула руки через окошко и сложила их ковшиком, а затем, когда туда набралась вода, умылась дождевыми каплями.
– Я люблю умываться дождем. А ты?
Я не знал. А потом вспомнил совсем не романтика Кирилла, который обожал дождь и совершенно преображался, когда попадал под него. Он никогда не закрывался зонтом и смеялся, промокнув до нитки.
