Карл Густав!
Да, да, все верно. Мне пора к мистеру Пилигриму. Хотя можно и подождать немного, чтобы меня представили этой юной даме. До чего же она хороша!..
Нет, Карл Густав. Занимайся своим делом. В конце концов самое главное для тебя сейчас — это Пилигрим.
Конечно.
Юнг увидел, что Фуртвенглер остановился у палаты 308.
— Мистер Левериц живет в медвежьей берлоге — сказал он своей молодой спутнице. — Приготовьтесь.
Входя в комнату, Фуртвенглер улыбнулся Юнгу. Тот не ответил и прошествовал в палату 306.
— Я ждал вас, — сказал Пилигрим.
Солнечные лучи, залившие палату, ослепили Юнга. Когда он наконец проморгался, то обнаружил, что пациент сидит на стуле с прямой спинкой, а инвалидное кресло задвинуто в темный угол.
Кесслер стоял рядом с пациентом, положив ему руку на плечо, словно защищая его.
— Доброе утро, доктор, — сказал он с улыбкой.
— Да. Доброе утро, — пробормотал Юнг, по-прежнему щурясь от солнца.
Он искоса глянул на Пилигрима. Тот действительно заговорил — или же Кесслер решил поиграть в чревовещателя? А может, воображение сыграло с ним злую шутку?
Выглядел Пилигрим потрясающе. На ногах у него были элегантные туфли — белые, как и брюки, пиджак и жилет. Юнгу бросилась в глаза яркая бабочка под высоким воротничком — синяя с фиолетовым оттенком. Казалось, она уселась там сама. Из кармана пиджака торчал платок точно такого же цвета, прозрачный, как дымка.
Пилигрим смотрел на Юнгa, как разочарованный ребенок, так мне дождавшийся похвалы.
Юнг отвел взгляд, ища, куда бы укрыться.
В ногах у кровати стояло кресло. И стол, а на столе пепельница. Сюда!
Юнг сел и сунул нотную папку под покрывало.
Пилигрим следил за его движениями, сжав кулаки и сдвинув колени. Несмотря на то что он сейчас сидел, было заметно, какой он высокий. Забавная, почти мальчишеская стрижка. Волосы надо лбом словно взметнулись от ветра или же были небрежно откинуты назад рукой. Щеки, несмотря на общую бледность, порозовели. Очевидно, он вернулся с прогулки по саду.
— Вам нечего сказать? — спросил он Юнга. — Я ожидал поздравлений. Белый костюм… задвинутое в угол кресло… несомненное удовольствие слышать мой голос… — Пилигрим нервно улыбнулся. — Впрочем, полагаю, вы слышали его раньше… при определенных обстоятельствах. Хотя я толком не припомню, когда это было. Время так… беспорядочно, правда? «Порвалась дней связующая нить…» (В.Шекспир, «Гамлет», пер. Б.Пастернака) Кто это сказал? Гамлет, должно быть. Гамлет все сказал, верно? Почти все, что можно придумать — во всяком случае, белым стихом.
Он умолк.
Кесслер шевельнулся и погладил Пилигрима по плечу. Потом переступил с ноги на ногу. Туфли у него заскрипели. Он кашлянул в ладошку.
Пилигрим посмотрел вниз. Юнг посмотрел наверх.
— Мистер Пилигрим! Произошел…
— Несчастный случай.
Голос у Пилигрима был хриплый, словно он кричал не-сколько недель. Он глянул в сторону окна и поднял голову.
— Река широка, — прошептал он. — Мне ее не переплыть.
— Прошу прощения?
— Это песня. Просто песня. Моя знакомая погибла?
— К сожалению.
Пилигрим встал. Рука санитара упала.
Пилигрим поправил бабочку.
— Я надел это для нее. Мне кажется, я знал. Я действительно знал, но все равно надеялся, что вы… — Он подошел к окну. — Я думал: а вдруг вы придете и скажете, что я ошибаюсь?
— Увы…
— Говорите, несчастный случай?
— Да. Она ехала в машине. Леди Куотермэн погибла мгновенно, уверяю вас.
Пилигрим пожал плечами.
— Почему люди вечно так говорят? Ведь это неправда, сами знаете. Если хотите, чтобы я вам верил, постарайтесь мне больше не лгать, доктор.
— Извините.
— Скажите только одно слово. Хорошо?
— Лавина.
— Лавина…
— Да.
— Ясно. — Пилигрим вздохнул, представив себе маленького мальчика, который лепит из серебристого «даймлера» снежный ком. Пассажиры перекатываются и кувыркаются в нем, наподобие лабораторных мышей в крутящемся колесе. — Мисс Пиблс была с ней?
— Нет.
— Я так и думал.
— Только шофер,
— У него, наверное, было имя, доктор Юнг. Как правило, у людей есть имена.
— Да. Его звали Отто Мор.
— Еще одна мгновенная смерть?
— Мы можем только надеяться.
Пилигрим отвернулся от окна.
— Я вижу, вы принесли с собой детскую нотную папку.
Изумленный тем, что Пилигрим заметил папку, не говоря уже о ее принадлежности, Юнг в замешательстве пробормотал:
— Я одолжил ее у дочери.
Пилигрим показал на кровать, где лежала папка.
— Там есть что-нибудь для меня? — спросил он с издевкой. Он словно дразнил Юнгa, и тот не знал, как на это реагировать.
Пилигрим стоял уже посреди комнаты, слева от Юнга.
— Может, вы принесли мне игрушку? Я же как ребенок, сами знаете. В детской нотной папке должно быть что-нибудь вроде того. Дайте мне игрушку — и я ваш навеки. Так дети говорят, да?
Юнг встал.
— Тут нет игрушек, — сказал он. — Зато есть письмо.
Он подошел к папке, вытащил конверт и протянул его Пилигриму.
— Держите.
Пилигрим отошел к самому дальнему окну и только там вытащил конверт из белого кармана.
«Белое, белое, все белое, — подумал Юнг. — Что это? Японская традиция? Белое для траура — черное для радости? Что-то…»
Пилигрим, прочитав пару предложений, внезапно бросил письмо на пол.
Юнг не спускал с него глаз. Пилигрим поднял упавший конверт. Ему явно хотелось знать, что написала Сибил, однако он застыл как статуя, держа конверт в кончиках пальцев. Юнг медленно, стараясь не поддаваться панике, открыл нотную папку. Посмотрев внутрь, он сразу понял, что сотворил. Там лежало письмо леди Куотермэн.
Он нагнулся, подобрал разбросанные страницы и взял конверт из рук Пилигрима.
Повернувшись к спальне, Юнг с упавшим сердцем прочел первые строчки:
«Музыка играла, это правда. А карлика не было ни одного, хоть ты и обещал…»
Он дал Пилигриму письмо Элизабетты к Леонардо, которое совершенно не собирался ему показывать. Если Пилигрим узнает, что его дневники находятся у Юнга, он будет вправе потребовать их, и тогда Юнг потеряет драгоценное оружие в борьбе за душевное здоровье пациента. Карл Густав неожиданно взмолился про себя, чтобы Пилигрим не написал это письмо в приливе творческого вдохновения, а нашел его где-нибудь в заброшенном архиве. В таком случае Юнг мог заявить, что он тоже нашел копию. Молю тебя, Господи!
