— Давай выпьем, и ты мне все расскажешьподробно, — донеслось мне в ответ.
— Ну хорошо, давай выпьем.
— Я уже налила остатки водки.
— А я уже иду к бару и достаю из него бутылкушотландского виски.
Налив рюмку виски, я чокнулась ею о трубку и рассказала Милео том, что произошло в этот злосчастный вечер.
— Может, в него эта шлюха выстрелила? — высказалаМила свою гипотезу.
— Ты точно еще не протрезвела. Как же она моглавыстрелить, если ты ее отравила? Вадим звонил ей домой и на сотовый. Всетелефоны молчат. На реке никого не было.
— Ах, так. Значит, он ее обыскался. Перепугалсябедненький, что его давалка пропала.
— Немедленно прекрати! — громко прикрикнула я иналила себе вторую рюмку виски.
— Я знаю, отчего это произошло, — Милка тихоньковсхлипнула и чокнулась о трубку своей рюмкой водки. — Господи, и почему яне выпила эту колу сама?! Вадим нашел другую потому, что я не могу иметь детей.
— Что?!
— Что слышала. Я никогда не смогу забеременеть и родитьребенка.
— Твое бывшее заболевание не имеет никакого отношения крождению ребенка.
— Когда я была больна, мне удалили матку.
— Как? Ты никогда не говорила мне об этом …
— А что, по-твоему, я должна была об этом кричатьнаправо и налево?! Беременность могла спровоцировать развитие злокачественнойопухоли в яичниках. Разве ты не знала, что существует какая-то связь междумолочной железой и яичниками? Меня стерилизовали.
— Даже если и так, это ерунда. Вы с Вадимом можетекого-нибудь усыновить. В тысячах семей живут приемные дети. Родители их любят ипросто прекрасно с ними ладят.
— Знаешь, мы с тобой бывшие раковые больные и на насвсегда будет стоять это клеймо.
— Неправда. Моему Юрьевичу глубоко наплевать на то, чтобыло со мной раньше. И я уверена, что если бы со мной случилось еще однонесчастье, он бы всегда был рядом и помог бы мне справиться с любымитрудностями.
Я не сомневалась в том, что Мила не обратила внимание на моислова. Она пила водку, как воду, и слушала только себя.
— Всю мою жизнь слово «рак» означало смерть. Я всегдабоялась этого слова, а когда им болел кто-то из моих знакомых, просто сжималасьот страха. А потом заболела я и тогда перестала относиться к этому как раньше.Я не испугалась. Я просто хотела жить. Любой ценой, чего бы мне это ни стоило.Я излечилась и научилась не вспоминать про эту болезнь, но я никогда не думала,что именно она станет причиной разлада моей личной жизни.
— Не говори глупостей. Твоя бывшая болезнь тутсовершенно ни при чем. — Я почувствовала, как к моему горлу подступилислезы отчаяния.
— Тогда почему он с ней связался?
— Не знаю.
— Но кто-то же должен за все это ответить!
— Мне кажется, что ответили уже многие. Любовницатвоего мужа отравлена. В твоего мужа стреляли. Кто бы это мог быть?
— Ума не приложу, — Мила задумалась. — Он былотродясь никому не нужен. У него и дел особых никогда не было. Большие деньгине водились. Если в человека стреляют, то из-за денег, а у нас их не было.
— В человека стреляют не обязательно из-за денег.
— Ты хочешь сказать, что могут быть еще какие-либопричины?
— Масса причин. Любовь, ревность, предательство.
— Если так, то, значит, в него его шлюха стреляла.
— Да как же она могла в него стрелять, если ты ееотравила?!
Милкины рассуждения начинали меня раздражать.
— Получается, что я ее не дотравила, и она осталасьжива.
— Если бы она осталась жива, ты бы уже давно сидела зарешеткой.
— Тогда куда она подевалась? Трупа же на реке мы невидели!
— Не знаю.
— Прямо чертовщина какая-то или фильм ужасов.
Поняв, что я устала разговаривать с Милой, я пожелала ейспокойной ночи и пообещала заехать утром, чтобы отвезти в больницу к Вадиму.Поставив бутылку в бар, я достала записную книжку Вадима и нашла телефон Ольги.Последние слова подруги прочно запали мне в душу и не давали успокоиться. Недотравила…Не дотравила… Где же Ольга? В морге, в больнице, дома??? Да и связаноли покушение на Вадима с отравлением Ольги? Вроде бы тут не может быть никакойсвязи. Никакой.
Три часа ночи. Для телефонных звонков поздновато. Но это нетот случай, когда нужно соблюдать правила приличия. Набрав телефонный номер, янапряглась, словно струна, и принялась терпеливо ждать. Ждать пришлось недолго,словно на том конце провода сидели у телефона, позабыв про ночной отдых и сон.
— Простите за столь поздний звонок, я могу поговорить сОльгой?
— А Оленьки еще нет. — Вне всякого сомнения, голоспринадлежал пожилой женщине. Она была очень взволнована, слышались даже немногоплаксивые, истеричные нотки.
— А вы не подскажете, где она? Она мне очень нужна.
— Не знаю. Я сижу у окна и высматриваю любую редкуютень, которая приближается к нашему подъезду. Она до сих пор не вернулась. Еемобильный отключен. Обычно она меня предупреждает, что где-то задерживается, ав этот раз даже не позвонила…
— Вы ее мама? — Я почувствовала, как на глазанавернулись слезы.
— Я ее бабушка. У Оленьки нет родителей. Они погибли вжуткой аварии, когда она была еще совсем маленькой. Я вырастила ее сама безпосторонней помощи. Нам с Оленькой было очень тяжело, ведь я почти слепая. Скаждым годом зрение садится все больше и больше…
От безысходности и томительного ожидания пожилая женщинахотела поговорить, поделиться своей тревогой.
— Я думаю, она где-то задержалась. Правда, она оченьобязательная, никогда не заставляла меня страдать. Она очень чуткая и оченьранимая. Только с виду такая взрослая, а на самом деле сущий ребенок. Прячетсяза бабушкину спину от всех невзгод, обожает пирожки, которые я стряпаю, боитсятемноты и уколов. Она бережет меня, никогда не показывает своего плохогонастроения. Если ее кто-то обидит, она придет домой, включит музыку, распуститсвои длинные волосы и начинает танцевать. Оленька очень красиво танцует. Она,когда совсем маленькой была, в кружок танцев ходила. Все ее грамоты у нас домаразвешаны. Я вот только не пойму, почему она так сильно задерживается.
