Она ничего не сказала, а только кивнула в ответ.
– Возможно, мы еще встретимся с тобой, – и лицо Сянсян нежно улыбнулось мне.
Потом она отвернулась и посмотрела куда-то в сторону. Я тоже посмотрел туда.
А когда она снова повернулась ко мне, я понял, что передо мной опять императрица Алутэ Сяочжи. Я спросил:
– Зачем? Я верю тебе. – Ничего больше не сказав, она повернулась и вышла из парка. Ее фигура растворилась в ночной тьме. Может быть, она наконец ушла из моей жизни?
Однако в воздухе остался неповторимый аромат Сянсян.
Положив руку на сердце, я убедился, что теперь оно билось абсолютно ровно. И прежнего ужаса в нем не было. Я посмотрел на Пушкина: поэт размышлял. Подумав с минуту, я вышел из парка, но пошел не домой, а начал бесцельно бродить по шанхайским улицам.
Не знаю, долго ли я ходил. Наконец я увидел на востоке на фоне темно-синего неба светлую полоску. Ускорив шаг, я пошел туда – к солнцу. Когда я вышел на набережную, на востоке уже вовсю бушевала заря, темно-синее ночное небо постепенно светлело, яркое утреннее зарево стремительно поднималось над рекой Хуанпу. Эта странная ночь все-таки закончилась. Небо быстро голубело, множество белых чаек прилетело из устья Янцзы на Хуанпу, громадный теплоход, разрезая речную гладь, спешил покинуть эти воды и уйти в океан. На востоке среди частокола небоскребов появился красноватый солнечный диск, а на другой стороне небосклона продолжала свое дежурство луна.
Громко пробили часы на башне морской таможни. Их отдаленный бой еще долго звенел в моих ушах.
Я люблю этот город.
ПЕРВОЕ МАРТА
Я жив.
Весь день я скитался по Сети. «Блуждающих душ древних могил» больше нет. Сайт исчез. Вирус, поразивший все порталы, самоликвидировался, все ссылки восстановились в своем прежнем виде.
В дверь позвонили. На пороге стоял посыльный. Он вручил мне картонную коробку и привычно затараторил:
– Здравствуйте! Экспресс-почта. Вам посылка, прошу расписаться.
– Мне? – Я удивленно осмотрел коробку – упакована надежно, большая, тяжелая.
– Позвольте узнать, а кто отправитель? – осведомился я у посыльного.
– Извините, не знаю. – Он пожал плечами и улыбнулся.
Я расписался на бланке, и посыльный ушел.
Я закрыл за ним дверь, взгромоздил коробку на стол и долго смотрел на нее. Наконец решился и вскрыл упаковку.
В коробке лежала человеческая голова.
Знакомое лицо.
Сянсян!
Голова Сянсян.
Императрица возвратила мне голову Сянсян. Все правильно. Она обрела собственную, поэтому голова Сянсян ей больше не нужна.
Да, она должна была вернуть мне голову Сянсян, она поступила правильно.
Я вынул голову из коробки. Точно так же несколько дней назад я вынул из старого чемодана голову императрицы. Глаза Сянсян были закрыты. Опять я ощущал столь знакомый аромат. Я прижал голову к груди, крепко-крепко обнял ее и снова потерял всякую власть над собой: слезы ручьями потекли из моих глаз.
Сянсян. Сянсян. Моя Сянсян.
Я вообразил, что любил тебя в ту ночь, а на самом деле ты давно навеки рассталась со мной.
Сянсян, я вечно буду помнить тебя.
ЦИНМИН
Еще не рассвело. Небо было усыпано звездами. Как в ту ночь, когда мы с Сянсян сидели возле озерца и звезды падали на нее с неба.
На кладбище никого не было. Я перелез через ограду и медленно пошел среди густого леса могильных стел. Наконец я дошел до могилы Сянсян. Она, как всегда, улыбалась мне с портрета. Я открыл чемодан, в котором покоилась голова Сянсян.
Она тоже не изменилась со временем – возможно, благодаря могучим чарам императрицы. Прошло уже больше месяца – никаких перемен. Все это время голова была у меня дома. Я никак не мог расстаться с ней.
Сянсян. Любовь моя.
В конце концов я решился захоронить ее. Пусть она возвратится в землю. Пусть ее те-ло обретет свою голову. Нельзя, чтобы повторились события, идущие наперекор естественным законам природы. Жизнь есть жизнь. Смерть есть смерть. Смерть – это исчезновение души и тела. Исчезновение без тени, без следа, без призраков и нетленных тел.
Жизнь не должна длиться вечно.
Вечна только смерть.
Я уже сделал выбор.
События последних дней избавили меня от страха перед смертью, я даже приобрел какой-никакой навык в рытье могил. Ломом я поднял мраморную могильную плиту под стелой Сянсян. Ее «подземным дворцом» было узкое – в несколько десятков сантиметров – пространство, посередине которого покоилась урна с прахом.
Я осторожно вынул голову Сянсян из чемодана и бережно положил рядом с урной. Пусть ее голова обретет свое тело.
Я быстро сбегал к ближайшей клумбе, накопал там земли и принес ее на могилу Сянсян. Я насыпал землю в миниатюрный «подземный дворец». Черная сыпучая земля протекала сквозь мои пальцы, закрывая лицо Сянсян, ее волосы, уши, рот, потом глаза и нос. В последний раз я видел лицо Сянсян, такое безмятежное и спокойное, источавшее удивительный аромат. Когда последний комок земли проскользнул меж моими пальцами, голова Сянсян полностью скрылась из глаз. Больше я никогда не увижу ее.
Я привел в порядок могилу Сянсян, дабы никто не заметил, что кто-то сдвигал могильный камень.
На прощание я поцеловал фотографию Сянсян.
В окрестном лесу запели птицы, предвещая скорый рассвет. Последний прощальный взгляд на могилу.
Прощай, Сянсян.
Прощай, любимая.
До встречи, любимая.
Я ушел с кладбища. Дорога к автобусной остановке шла через поле. Я месил ногами грязь, порой попадалась желтая, как золото, глина. А в воздухе мне все чудился аромат Сянсян.
Я слишком долго пробыл на кладбище. Сейчас – ранним утром – меня окружает множество людей.
Сегодня праздник Цинмин – день поминовения. Поэтому многие приходят в такую рань на кладбище, чтобы воздать память своим усопшим родственникам. Повсюду к небу тянутся голубоватые дымки сжигаемых поминальных денег.
День поминовения – праздник Цинмин.
День поминовения – зимнее солнцестояние.
Как странно: все началось в день поминовения. И все закончилось в день поминовения.
Как это странно.
Я стою среди цветущего рапса и вспоминаю все, что случилось со мной. Уже наступил Цинмин, а мне все это представляется одним длинным кошмарным днем.
