валялось затем вместе в тончайший фетр; оставалось только вылощить кастор волчьим зубом, чтобы шляпа блестела. Из овечьей шерсти валяли в огромном количестве тонкие плотные войлоки и толстые мягкие кошмы, употреблявшиеся и на юрты кочевников-степняков, и на подстилки, и на зимние кибитки – куда угодно. Например, много плотного войлока шло на конские хомуты и седелки для упряжных лошадей и на потники под седло верховых коней. Таким же способом валяния изготовлялись и знаменитые русские валенки, катанки, или пимы – валяные сапоги. Валяльная работа тяжелая, да легких работ и не существовало: это только ложкой легко работать, но это уже был удел господ.
Очищенную и промытую в мыльной воде шерсть сортировали, выбирая грубый волос из мягкого подшерстка, расчесывали на гребнях с железными зубьями; затем ее толстым слоем расстилали на широком столе и «трепали», взбивали длинной струной, натянутой на лучок, «катеринкой»: пальцем заставляли вибрировать струну над расчесанной шерстью, в результате чего грубые части отбрасывались, а подшерсток разрыхлялся. Затем шерсть тонким слоем укладывали в форме сапога двойных размеров, накрывали холстом и, сбрызнув горячей водой, сворачивали вдвое и к будущей подошве приставляли два маленьких куска войлока; края их загибали и, продолжая валять шерсть руками, соединяли все вместе, образуя правильный сапог. Волокна переплетались между собой, образуя войлок, сначала довольно рыхлый. Его обдавали кипятком и продолжали мять руками, натирали мылом и крепко гладили для уплотнения массы. Эта операция повторялась несколько раз, после чего в сапог вставляли разборную деревянную форму, напоминающую ногу, и продолжали валять, «осаживая» его рубелем, чтобы он стал плотным, твердым. Готовый валяный сапог сажали в вытопленную русскую печь, и там он «доходил», садясь и еще более уплотняясь. Оставалось высушенный сапог отделать пемзой. Вся работа шла в жаркой и влажной атмосфере, как в бане, и из отворенной двери мастерской зимой валили густые клубы пара, когда пимокаты выскакивали на морозный воздух, чтобы немного остыть (видел: у нас в городке была валяльная мастерская). Работа была спешная, начинавшаяся еще затемно: нужно было успеть свалять валенки, чтобы посадить их в печь на ночь. Валяли валенки черные, белые, серые, окрашивая или отбеливая шерсть, а бывали когда-то валенки с простеньким орнаментом: по белому полю шли красные пятнышки и полоски. Из пуда шести получалось около 10 пар валенок, в конце XIX века продававшихся на месте от 60 копеек до 1 рубля за пару. Бродячие шерстобиты в великорусских губерниях, например в Пермской, за перебивку и уваливание пуда поярка получали 40–50 копеек.
Валяльный промысел существовал повсюду: везде нужны были и валенки, и шляпы, и войлоки с кошмами. Но, как и во всех крестьянских ремеслах, были районы, где тот или иной промысел преобладал в силу разных причин. Например, в Черноземной области славились своими валяльщиками Касимовский и Рязанский уезды Рязанской губернии, Задонский уезд Воронежской губернии и Грайворонский – Курской. Это и понятно: губернии в основном степные и здесь держали большие отары овец. В Центральной России основным центром производства шляп был Семеновский уезд Нижегородской губернии, откуда товар развозился по всему Поволжью и во Владимирскую губернию. В Московской губернии валянием шляп занимались в Подольском уезде, в Кленовской, Краснопахорской, Молдинской и Вороновской волостях; здесь даже в конце XIX века, когда валяная шляпа вытесняется картузом, промыслом занимались почти в 20 селениях. Даже в начале ХХ в. из Кленовской волости в Москву уходило более 1000 колпаков, причем более половины – для женских шляпок. Правда, для них сырьем служил не поярок, а пух кроликов.
Масса овечьей шерсти, тщательно вычесанной, использовалась для прядения и ткачества: из нее изготовляли сукна. Только сотканную шерстяную ткань подвергали еще и валянию на специальных сукновальнях. Сукновальни, как и водяные мельницы, строили у речных плотин. Снятое с ткацких станов суровье в особом широком наклонном ступенчатом корыте с мыльной водой толкли тяжелые механические деревянные песты с уступчатой поверхностью, отчего оно осаживалось и становилось плотнее, волоконца шерсти сваливались вместе, как в войлоке. Правда, материал при этом давал сильную усадку (до 1/3 первоначальной площади), зато становился очень плотным, без малейшего просвета между основой и утком. Толстые крестьянские сукна так и шли в продажу, а на барское платье шли сукна тонкие, расчесанные после валяния и обработанные горячими вальцами.
Крестьянских сукон, собственно, было не много. Обычно это было полусукно: при тканье основой служила пеньковая нить, а уток был шерстяной. Например, это был пониток – полусукно, из которого в некоторых, главным образом южных губерниях, шилась крестьянская праздничная одежда, тоже называвшаяся понитком. А самым распространенным полусукном была армячина, из которой и шились всем известные хотя бы по названию крестьянские армяки (они же азямы или чапаны). Для них предпочиталась привозившаяся с Нижнего Поволжья верблюжья шерсть – более грубая, но и теплая. Плотно свалянная армячина еще и дубилась, окрашивалась в горячем отваре дубовой коры, отчего становилась плотнее и не гнила. В отрочестве я нашел на чердаке деревенского дома кусок коричнево-красноватой армячины, так в зимний мороз она даже на ощупь казалась теплой. Зажиточные крестьяне и мещане, даже и купцы средней руки носили казакины и поддевки крестьянского либо фабричного сукна. А кафтан (нынче, абсолютно утратив знание народной повседневности, любую крестьянскую одежду по невежеству называют кафтаном), одежда праздничная, шившаяся только из фабричного сукна и отделанная плисом, имелся далеко не у каждого деревенского парня или молодого мужика. Это была уже роскошь.
Часть шерстяной пряжи оставалась в крестьянских домах и шла на вязание рукавиц, перчаток, носков и паголенок – своеобразных толсто вывязанных орнаментированных гетр, закрывавших ногу от щиколотки до колена. Такие паголенки носили крестьянки в губерниях, находившихся южнее Москвы – в Рязанской, Тульской и т. д. Вязальный промысел был распространен чрезвычайно широко по всей стране. Однако были районы, где им занимались специально. Так, в т. н. Озерном крае, в северо-западном углу страны, он был довольно сильно развит в Олонецкой губернии, особенно в Каргопольском уезде, в немного меньших размерах – в Вытегорском и Пудожском уездах. Находился он исключительно в женских руках. Заработок вязей был ничтожен, опускаясь до 5 копеек в день, – из-за скупщиков, к тому же производивших расчет не деньгами, а товарами. В 70‑х годах XIX века благодаря появлению вязальных машин промысел стал падать, но к концу столетия, вследствие распространения этих машин в сельской местности, он вновь поднялся, встав на новую основу. Например, в Новгородской губернии почти в каждой избе можно было встретить одну, а то и несколько машин. Началось это в Рядовской волости, где в начале ХХ века насчитывали более 1000 машин. Заработок вязей повысился, но все же из-за влияния скупщиков ненамного. Средняя сумма заработка составляла 3, 4, много 5 рублей в месяц при рабочем дне в 12–14 часов. А вот организация вязальной артели в селе Рядок,
