сгорбился в страхе быть раненным осколками. Оглянувшись, он увидел только ошметки собственной обороны.
Далее тёмные латники вошли в крепость. Их ряды мерно проникали за стены убежища. Распространяясь, они занимали стены и башню одну за другой, никто не сопротивлялся им. Так крепость вновь была занята. Где-то в камнях, разрушенного барбакана лежал, придавленный кучей тяжелых осколков Степан.
Возле него ненадолго столпилась куча латников.
— Слышьте вы, твари, — хрипел израненный Степан, пока кровь обильно текла у него изо рта, — никогда Вольный не встанет на колени перед вами, падаль, вы, мерзкие твари… и никогда Вольный…
Удар.
Один из рыцарей смял его череп ударом латным сапогом, прекратив страдания свободолюбивого бедолаги.
Богумил же Квятковский бежал в цитадель.
И вновь вся крепости была в руках латников. Лучники осыпали их стрелами из бойниц. Под сенью щитов орденские чародеи быстро прошли к вратам цитадели. Завидев мелькающие среди лат мантии, лучники, познавшие ужас магической войны, тут же разбежались по коридорам, прочь от бойниц и ворот.
Колонна выстроилась пред вратами. Вышел полководец и мечом указал на врата. Латники расступились и показались немногие чародеи с руками, что уже начали светиться, и вдруг кисти их рук испустили свет, столь быстро превратившийся в единый луч, коснувшийся врат, в тот же миг разбив их в дребезги, вместе с железной решёткой и подвесным мостом, камни посыпались сверху, а латники принялись зарывать внутренний ров, засыпать его обломками построек вблизи, что ещё не были восстановлены от пожарищ предыдущего штурма.
Вскоре уже был готов проход и латники вошли в нижние залы. Немногие дворяне, встретившие их, были на месте изрублены магическими ударами.
Вскоре вся цитадель была без труда занятыми тёмными латниками.
А самого Богумила Квятковского связанного вывели на улицу пред вратами, нагнали жителей побольше, тех, кто не умер и не сбежал от пожарищ, да ещё дворян сдавшихся и купцов оставшихся, и всех заставили смотреть.
Томлённый в собственном гневе, хозяин убежища ударами по ногам был поставлен латниками на колени. Полководец стоял перед ним.
— Ну и что теперь, сука вольная? — грубо рявкнул полководец хрипловатым голосом немертвого рыцаря.
В ответ Квятковский сплюнул ему на латные ботинки.
— Вот тебе, падаль безродная! Сын северной шлюхи!
— Ну сейчас ты за это заплатишь... — сладко протянул полководец.
Вынув свой полуторный меч он встал сбоку от хозяина. Голову на отсечение латники наклонили силой, взяв за волосы, а Богумил, пытаясь повернуть свою мощную шею, только смотрел своими бычьими, налитыми кровь, глазами на своего палача.
Взгляд бешенного быка, раздувшиеся ноздри.
— Воля наша… воля… — вымолвим сквозь зубы только Богумил.
И опустился меч.
И покатилась голова с горящими гневом глазами.
— Знай волю ордена, ничтожество! — торжественно сказал полководец.
_____
Серая гвардия входила в город.
Первые лучи солнца ласково сплелись с цветами пожара, и свет от огня и от солнца стал терять различия.
Вошедшая в предместья, не охраняемые уже никем, серая армия стояла на выжженных полях. Над горелыми плантациями развевались знамёна: черная пирамида на сером фоне. Флаг властного волшебного порядка и наступающего общества магической дисциплины.
Разведка доложила, какие части города уже заняты черным рыцарством, и туда Зеланд решил не соваться, следуя принципу гласящему: враг моего врага есть мой друг.
Две полутысячи разошлись и направились к юго-западному и южному зиккурату. Сперва они зашли в развалины кварталов, где уже стало тише. Они двигались ровными колоннами, держа равнение.
Параллельно им двигались множественные мелкие отряды легкой пехоты из числа добровольцев, жителей бывшей юго-западной области, воины в зелёных, красных и синих пластинчатых доспехах, с пёстрыми шлемами, украшенными перьями, вооруженные длинными тяжелыми саблями и посматривающие по сторонам своими глазами с необычным разрезом глаз.
Никакого сопротивления или ликующего приветствия в этих выгоревших развалинах не было, восставшие ушли отсюда. Да и вряд ли люди могли как-то воспринимать серую гвардию, они не могли знать, за что она сражается, серый орден был известен лишь среди узких магических прослоек.
Бушующие толпы ушли на север города, где продолжался грабёж, осаждение жилых кварталов, где купцы и их личная охраны сколачивались в ополчения и отвоёвывали целые улицы, толпы же нищебродов откатывались, а позже вновь навались всей своей кучей на баррикады, рубились топорами, косами и кидались камнями.
Беспорядка продолжались.
Близ юго-западного зиккурата серая гвардия спустилась в катакомбы и продолжила движение вперёд. Никто не охранял и не пытался удержать какие-либо важные переходы и выходы.
Зеланд, Азенет и Инхерит, одетые и вооруженные как и все остальные серые гвардейцы, шли во главе первой полутысячи.
Наконец, Зеланд остановился армию.
— Здесь!
Вокруг были лишь грязные закоптившиеся стены и колонны, сено и оставленный нищими мусор.
Подойдя к стене, Зеланд прикоснулся к ней рукой. Кусок её тогда выделился легким синеватым свечением и затем кирпичи рассыпались, поднялось много пыли и песка. Зеланду подали факел и он шагнул вперёд.
— Путь открыт пред нами! Этот зиккурат будет наш!
Азенет отошел вперёд.
— Первая полутысяча внутрь, вторая идет за мной, передать приказ в конец колонны!
— Первая полутысяча в зиккурат, вторая вперёд!
— Вторая вперед!
— Вторая вперёд…
Узкий переход стал медленно поглощать полутысячу, в конце его также была разрушена скрытая тонким волшебством дверь.
Азенет и Инхерит же двинулись на восток, чтобы начать захват южного зиккурата.
Сперва гвардейцы с Зеландом попали в просторные склады, где были только ящики, на полу было немного сена, было пыльно и грязно. Факелами они боролись с густой тьмой подвалов и вскоре нашли ступени, ведущие выше. И оказались в мастерских. Там их встретили немногие стражи, но они были на месте убиты дротами, некоторым из них все же удалось сбежать, но это было уже не важно.
Длинные, узкие комнаты, идущие с запада на восток, в ряды стоят ткацкие станки, в других комната гончарные круги, печи, столы, затем комнате, где были только столы, стулья, принадлежности для вышивания, шитья. Также было много шкафов и ящиков, везде был товар, брошенный за работой или уже готовый в большом количестве. Ещё недавно здесь кипела работа, все эти инструменты помнили прикосновения своих хозяев, которым они, однако, не принадлежали, потому как в мастерских работали нищие наёмные батраки, живущие в катакомбах. Здесь было мрачно, сухо, пыльно, сам воздух здесь был угнетающим, витал запах тяжелой работы.
Они занимали одну мастерскую за другой, стражи нигде не было, все
