ворот, о чем-то разговаривая, затем свернули за угол, сделали круг и продолжили беседу.
Разин решил, что место выбрано удачное. Улица тихая с движением в два ряда, прохожих оказалось совсем немного. На территорию можно, не привлекая внимания, попасть через заднюю калитку, выходившую в безлюдный переулок, или через ворота. Коротая время, Разин слушал радио и наблюдал за охраной. Он видел, как появился Платт. В плаще оливкового цвета и темной шляпе, с кожаным портфелем в руках, он был похож на ученого или преподавателя.
Разин открыл чемоданчик, в нем находилось устройство, напоминающее плоскую коробку с несколькими кнопками, — приемник на ультракоротких волнах, усилитель звука и магнитофон в одном блоке. Передатчик, выдававший чистый сигнал, который можно принимать на расстоянии до двухсот метров, был вмонтирован в днище портфеля Платта. Разин подсоединил наушники, послушал начало разговор и нажал кнопку записи.
* * *
Прокурорский следователь сначала записывал свой вопрос или замечание в блокнот, затем его озвучивал.
— Какие именно предметы были получены из Москвы и проданы в течении последнего года?
— У меня с собой полный перечень антикварных и ювелирных ценностей, которые я, по поручению КГБ, реализовал, — Платт бросил взгляд на портфель, стоявший на полу. — Я передам список в ваше распоряжение. Всего за последний год было продано более двух с половиной тысяч ценных вещей. Драгоценности, антиквариат и иконы.
— Бумаги приобщим к уже собранным материалам. Сейчас назовите хотя бы некоторые предметы. Наиболее редкие, с вашей точки зрения.
— Почти все вещи редкие и ценные. Иконы поступали ко мне кубометрами, как дрова. За последний год я получил и перепродал мелким оптом более трехсот икон. От пятнадцатого века до девятнадцатого. Среди них были интересные вещи, уникальные. Но выручка от их продажи небольшая. Русские иконы еще по достоинству не оценены на Западе. Пройдет лет сорок, и они будут стоить в сто раз дороже.
— Приведите пример.
— Скажем, икона Александра Невского и Марии Магдалины, первая половина девятнадцатого века. Они изображены в полный рост, над ними лик Христа. Серебряный оклад, украшенный разноцветной эмалью. Размер пятьдесят девять на сорок пять сантиметров. Если бы выставить ее на аукционе, можно получить две с половиной тысячи долларов, даже больше. Или икона Николая Угодника, конец восемнадцатого века, серебряный оклад, риза, украшено эмалью.
— Еще что-то запомнилось?
— Очень интересная икона Неопалимая Купина. Пророку Моисею Бог явился в образе горящего, но не сгорающего куста. На иконе, в середине, в полный рост изображена Богоматерь, держащая на руках Исуса. Наверну пророк Моисей, стоящий на коленях перед горящим кустом и крылатые ангелы. Фигуры заключены в восьмиконечную звезду. Серебряный оклад, эмаль, середина восемнадцатого века. Была продана за двести пятьдесят долларов. На легальном аукционе она бы ушла за две с половиной тысячи, может быть, за три. Я повторяю: в Америке не так уж много ценителей русской старины. Поэтому цены низкие. В среднем иконы уходили за двести-триста долларов. Но были исключения, когда я продавал совершенно уникальные экземпляры.
— Можете привести пример?
— Скажем, икона Введение во Храм Пресвятой Богородицы. Икона небольшая, сантиметров тридцать на тридцать пять. Но в отличном состоянии, пятнадцатый век. Вещь, которую нужно хранить в музеях Кремля, а не продавать из-под полы спекулянтам. На открытом аукционе она бы ушла за двенадцать-пятнадцать тысяч долларов. Я продал ее за четыре с половиной тысячи. И то, после долгого торга.
— И все-таки такая низкая цена удивляет. Пятнадцатый век все-таки…
— Совершенно верно, пятнадцатый. Но откуда взялась эта икона, как она попала ко мне, кто ей владел до меня? Может быть, на ней кровь. Каждое произведение искусства, икона в том числе, должно иметь свою родословную. Сопроводительные документы, в которых прописана его история. Я, как продавец, должен знать, из какого она храма, кто и в какие годы ей владел. Имена владельцев. Покупатель должен быть уверен, что икона оказалась у продавца легально, что товар не ворованный. Только тогда можно получить полную цену. Украденные вещи можно сбыть за десять процентов их номинальной цены — это правило. Все остальное — исключения. Многие вещи, которыми я торгую, — сомнительного происхождения. По этой причине я не могу взять полную стоимость.
— Вы высказывали эти соображения Колодному?
— Мы говорили об этом, и не раз. Я предлагал моим кураторам разделить товар на два потока. Легальный и нелегальный. Скажем, продавать через меня не слишком ценные изделия, с сомнительной репутацией. А произведения искусства, на которые есть документы, реализовывать открыто, по полной цене. От продажи старинных икон и лучших русских антикварных вещей, вроде Фаберже, надо вовсе отказаться. Выходить на торги через европейские и американские аукционы. Это мгновенно увеличит выручку во много раз.
— И каков был ответ?
— На словах полковник Колодный и генерал Деев были согласны. Но время шло, ничего не менялось, первоклассный товар уходил за гроши. За границей я последний раз виделся с Деевым семь месяцев назад в Австрии, в Вене. И спросил, что решили с легальными аукционами? Он ответил, что самое высокое начальство, те два-три человека, которые сидят на самом верху и принимают решения, — пока что против этой идеи. Они якобы считают, что открытые торги могут вызвать газетные публикации и ажиотаж. И все кончится международным скандалом. Я уверен, что Деев никому не докладывал. Что именно отправлять на продажу, — решают он и Колодный.
— Но почему, по мнению Деева, скандал, если все законно? Он вам это объяснил?
— Деев сказал так: если журналисты узнают, что на самом деле произведения искусства поступают к тебе не из музеев или частных коллекций, а из неких запасников Гохрана, руководит торговлей не Министерство внешней торговли, а КГБ, выручка частично уходит на подрывную и шпионскую работу на территории США… В этом случае журналисты и гуманитарная общественность будут в шоке. Он сказал, что американцы будут муссировать этот скандал годами. Слухи дойдут до Союза и будут подхвачены всякими отщепенцами.
— Кем именно, он не пояснил?
— Инакомыслящими, диссидентами… Они, якобы, будут болтать всякий вздор, что КГБ распродает народное достояние. Никто не хочет скандала, поэтому все останется, как есть. Я ответил: на деньгах от продаж не будет написано, что они пойдут на подрывную деятельность и шпионаж. Это просто деньги. Если уж Деев мучается фантомными страхами, можно передать антиквариат Внешторгу. Пусть он возится. И КГБ, и Министерство внешней торговли — это не частные лавочки, а государственные структуры. Кто бы не продавал ценности, деньги все рано останутся у государства. Но Деев и слышать ничего не хотел. В конце разговора он мимоходом обмолвился, что Внешторг к распродажам уже
