назвать меня другом?
Молчание. Уилсон отдыхает… как же я скучаю по этому доходяге. Он умел слушать.
-Во-о-от. Мы незнакомцы, которым друг от друга что-то нужно. Ты искал меня, а я тебя. Но… я понятия не имею, чего от тебя хочу. Надеялся на озарение свыше, но на небесах сейчас или обед, или дикая нагрузка после геноцида в Трущобах.
-Костяной сказал, что ты можешь мне помочь, - голос мальчика чуть окреп. Мне показалось, или в нем прозвучала ярость? Чувства! Даже ярость лучше безразличия.
-Костяной? Ты когда умереть успел? Это костлявое нечто приходит только тогда, когда копыта отбрасываешь. А ты для умершего слишком живой.
-Он сказал, что ты поможешь мне отомстить, - каждая нотка в голосе Тома становилась все четче и музыкальнее. Апатия, собранная из бессилия, начала шаг за шагом таять, являя миру чудовище.
Чудовище, которое я воспитаю…
-Я был там, - наконец сказал я. – Ещё перед тем как Норимара забрали, а ты решил сигануть в окно, вы обсуждали свойства сальмицы в тинктуре… Эй! – окликнул я парня, когда тот поджал колени и спрятал в них глаза. – Это уже случилось, Томас. Это было уже давно, и я понятия не имею, что тебе пришлось пережить, прежде чем встретить меня. Раньше ты был один, теперь это не так. И ты должен позаботиться о том, чтобы в будущем, когда наступит следующий раз… когда, к твоим дверям придут те, кто желает твоим близким смерти, ты мог спасти их. Не прячь глаза, Томас. Посмотри на меня.
И он посмотрел. Слезливо, с отекшим от усталости лицом. Но он не хныкал, как обычно делают дети в его возрасте. Ручьи просто катились вниз по щекам и скрывались в тени. В таких ситуациях имена надо произносить чаще. Это последнее, что осталось у него от прошлой жизни.
-Я пока не говорю о мести, Томас, - говорил я вкрадчиво, строго смотря в глаза парня, как удав на зайца. – Ты не готов. Я не готов. Но у меня есть навыки и знания, которыми я мог бы поделиться.
-Инквизиторы читают мысли… у них сила. У них…
-Тс-с-с, Томас, - продолжал я. – Враг силен, но мы хитрее. Не трясись перед тем, кого здесь нет. Ты сумел прятаться от сильнейшей организации в Кейморе в одиночку столько времени. Не стоит обесценивать такой подвиг. Лучше скажи мне, Томас, хочешь ли ты стать худшей версией себя? Научиться правильно, лгать и льстить, продумывать и строить, думать и забывать, терзать и убивать? Хочешь ли увидеть мир глазами тех, кого презираешь? Не строй таких лиц. Если хочешь остановить чудовище, ты просто должен стать чудовищем пострашнее. Добро становится добром, только после того как одно из зол мертво, а второму надо право голоса. То же случилось с Норимаром. Там я тоже был. На площади. Ты очень рисковал, придя туда.
-Я должен был в последний раз увидеть дедушку… - голос Томаса звучал почти не слышно.
-Это поступок глупого человека, но достойного, - наконец сказал я. – Впрочем, глупый бы попался.
-Но я не попался, - внезапно начал Томас и черты его лица стали острее. – Я ел огрызки от яблок. Я воровал. Меня избивали. Одна пьяная проститутка пыталась зарезать меня шпилькой, потому что какой-то хряк с Белых Ступеней предложил ей доплату за это. Три лепты. За три лепты, мне пытались вскрыть глотку. И я убежал… слышал, как она звала меня и смеялась. Просила… просила не бояться и обнять её. Тебе сложно будет представить, многоликий, как мне хотелось её обнять… Не знаю почему.
У него хорошо поставленная речь. Видно, что был внуком архивного червя. Даже на эмоциях не пускается в просторечие, хотя прожил в низовьях достаточно долго. И котелок хорошо варит… почти. Но это переменные. Никто не ожидал, что мне удастся найти абсолютно нормального парня, после того как он почувствовал тепло своего дела с костра… ужасная шутка. Как же хорошо, что моих мыслей никто не слышит.
Тишина. Мальчишка застыл с открытым ртом, а потом медленно его закрыл, как будто взвесив все возможные слова и приняв решение, что их вес его не устраивает.
-Томас.
Вопросительные взгляд.
-Вопрос остается открытым. Ты хочешь стать… - я хмыкнул. – Учеником смерти?
Я знал ответ на этот вопрос ещё с того момента, когда речь пошла о мести. Томас, каким бы славным он не был, уже помечен клеймом, которое смывается только кровью… смывается. Плохое слово, потому что месть никуда не ведет, кроме череды событий, создающих таких же мстительных мальчиков и девочек, спящих на костях своих родителей. Ничего не меняется. Мне остается успокаивать себя мыслью, что хотя бы отдаю себе в этом отчет, а это уже больше чем могут многие.
На следующий день началось то, чего я ожидал и боялся. Едва ли солнце успело коснуться зубьев оборонительных стен Кеймора, как в его пределах загорланили первые голоса выволакиваемых из своих постелей горожан. Инквизиция работала четко, практики ловко взрывали кровати, обрушивали комоды, поднимали сундуки и даже обрушивали стены. Любая анонимка написанная соседом из шалости или зависти становилась поводом для задержания. Ловили всех – и виновных, и невиновных, тащили в одну из мучилен инквизиторского официала, а потом, как можно предположить, добивались ответов, путями, запрещенными Женевской Конвенцией.
Слухи о событиях при поместье, в народе названные Резьбищем, уже разлетелись по всему городу: торговки репой шептались о демонах; кто-то о вполне логичной каре, которая так или иначе должна была случиться c таким человеком как Гундер; а старики хмуро предсказывали тяжелую неделю. Сави, как и большая часть подпольщиков с более или менее чистой репутацией остались в городе. Часть попала под горячую руку, часть осталась жить как жила и толком не понимала, кого из их ганзы утащили в мучильню. Сеть Сави хорошо структурировалась, и отдельные блоки агентов были полностью изолированы от других, а значит, рассказать могли немного… впрочем, когда человеку отрезают нос или выламывают щипцами зубы, называешь даже те имена, которые впервые слышишь.
Что касательно Томаса, было принято решение оставить его рядом со мной. Мальчишка сильно похудел, кожа обтянуло лицо, а светлые волосы мы измочалили в дегте, сделав их такими же черными, как у меня. Учитывая, какую репутацию я приобрел, после покупки Ари и Савьянты, появление ещё одного оборванца
